Возвратившись поздно в гостиницу, он еще некоторое время гулял во дворе; то и дело невольно поглядывая на горящие окна, и вдруг его прожгла неожиданная мысль:
«Сейчас за одним из этих ярко освещенных окон работает незнакомый человек, знающий тайну преемника Рашидова, и он догадывается, что тайна эта может стоить ему жизни, но он уже не остановится, ибо он сыщик, человек одной породы, с ним, для которого есть только один бог – Закон».
Камалов впервые в жизни встречался с человеком такого ранга, и только сейчас, наедине, понял, что такое гипноз власти, за весь вечер он ни разу не вспомнил о предупреждении, сказанном два дня назад Виктором Сергеевичем в Прокуратуре СССР.
Следовало постоянно помнить, что ошибки, иллюзии тут, как на минном поле, исключались.
И потянулись у Камалова однообразные, занятые до предела дни, Сухроб Ахмедович словно в воду глядел, и у него далеко за полночь горел в гостиничном окне свет. Даже квартиру, которую ему все-таки предложили через месяц, он не мог посмотреть в течение двух недель. И переезд семьи затянулся аж до первомайских праздников, и, если бы не родня, принявшая самое активное участие в этом, неизвестно когда бы у него наладилась нормальная жизнь. Но Восток силен родней, тут своих не оставят в беде. С первого дня он попал в жесточайший цейтнот, катастрофически не хватало времени.
Много лет чья-то властная рука сдерживала прокуратуру в наведении порядка, отчего она не имела настоящего опыта и не владела реальной ситуацией в республике, а теперь словно прорвало плотину, и она кинулась во все стороны, ошарашенная размахом творящегося вокруг, и сама же задохнулась от множества заведенных дел. Вот такое он вынес суждение о делах прокуратуры на первых порах.
Заметил он и такую особенность в своей работе: именно к нему стекались все горячие и запутанные материалы, и больше всего поступало на утверждение дел, ознакомиться с которыми по-настоящему он практически не имел возможности. И на большинстве санкций на арест почему-то оказывалась его подпись. Он понимал, при нынешней чувствительности граждан к любым ошибкам прокуратуры его подпись на каком-то документе могла ему дорого обойтись. Но и уклониться от их утверждения не мог, без его подписи они ничего не стоили.
Нынешние дела имели давнюю историю, и он уже никак не мог на них влиять, разве что когда они вернутся вдруг из суда на доследование. В последний месяц из Верховного суда действительно косяками стали возвращаться дела на пересмотр. Многие доводы суда Камалову даже на первый взгляд казались необоснованными. Верховный суд уклонялся от принятия окончательных решений и отфутболивал все снова в Прокуратуру республики. Порою ему казалось, что кто-то упорно хочет, чтобы он завяз в мелких процедурных вопросах и старых делах, и не высовывал носа из своего кабинета, и не пытался вывести разоблачение должностных преступлений на новый и качественный виток.