– Некая аналитическая система, – предположил я. – Похоронившая себя под миллионом тонн скальных обломков.
– Верно, – Хэнд продолжал всматриваться в место, куда попал его камень. Круги на воде уже сливались с кругами от моего броска. Он сказал:
– Возникает смутное подозрение: не они ли сами выключили ворота?
– Да, ты на него похож.
Обвинение прозвучало от человека, чье слабо мерцающее изображение возникло передо мной из отделанного мягким материалом оголовья. Звук раздражающе мягкой тональности шел от излучателей, расположенных там же.
По настоянию корпорации мы носили резонансные скрэмблеры – глушилки, выданные "Мандрагорой", – и почти не снимали их. Жаль, что аппаратура не спасала от внешнего шума. Печальный факт.
– На кого? – переспросил я, поворачиваясь к Вордени.
– Не придуривайся, Ковач! На него. На скользкий кусок дерьма в костюме. Вы охренительно спелись.
Я почувствовал, как полез вверх уголок моего рта. Похоже, Шнайдер постарался и обучил Таню Вордени много чему – если даже археологические лекции обогатились его некоторыми речевыми оборотами.
– Вордени, это же наш спонсор. Что вы предлагаете? Каждые десять минут напоминать ему о нашем моральном превосходстве? – я ткнул пальцем в сверкающую нашивку "Клина" на рукаве. – Подумайте сами: я наемный убийца, Шнайдер – дезертир. А вы, независимо от собственных представлений, участвуете в сделке. Акции по продаже величайшего археологического открытия тысячелетия в обмен на билет из этого мира и право пожизненного членства в клубе власть предержащих из Латимер-Сити.
Она даже дернулась:
– Он хотел нашей смерти!
– Ну ладно… Учитывая, что наш план сработал, я готов простить эту ошибку. Если кто-то остался в проигрыше – так это Дэн и его команда.
Шнайдер заржал, однако сразу заткнулся, встретив уничтожающий взгляд Вордени:
– Это правда. А он… Послав людей на смерть, он тут же договорился с их убийцей. Кусок дерьма.
– Если худшее, что висит на Хэнде, это восемь мертвых киллеров, тогда в сравнении со мной он чист. И в сравнении с любым наемником моего ранга.
– Видишь, ты уже его защищаешь. Используешь собственную ненависть, чтобы обезопасить его репутацию и сохранить свое моральное превосходство.
Пристально взглянув ей в глаза, я осушил стаканчик и с преувеличенной осторожностью поставил его обратно на стол. Затем спокойно сказал:
– Я знаю, что недавно ты слишком многое пережила. Потому отношусь к тебе как к существу слабому и беззащитному. Но ты ведь не эксперт по той начинке, что заложили мне в голову. Будет лучше, если ты оставишь свою трижды долбанную любительскую психотерапию для личных надобностей. Ладно?