– А кто будет причесывать модниц с панели? Вайолет засмеялась.
– А никто. Может, никто и разницы-то не заметит.
– Разница больше, чем в прическе.
– Они такие же женщины, как и мы.
– Нет, не такие. Не такие, как я.
– Я не имею в виду их работу. Я говорю о них самих – о женщинах.
– Ну, пожалуйста, не будем об этом, – сказала Алиса. – Я заварю чай.
– Когда мне было трудно, только они меня поддержали. Они кормят меня и Джо.
– Мне это неинтересно.
– В любое время, если у меня кончились деньги, я могу хоть весь день у них работать.
– Хватит, я сказала. Я не желаю знать, откуда берутся эти деньги. Будете чай или нет?
– Да. Ладно. Но почему? Почему вы не хотите даже слышать об этом?
– Водят к себе мужчин. Ужасная жизнь. Они, небось, все время дерутся. Когда вы их причесываете, вы не боитесь, что они устроят драку?
– Боюсь, когда они трезвые, – улыбнулась Вайолет.
– Вот именно.
– Они дерутся из-за своих мужиков, если поделить не могут, и с ними тоже.
– Женщина не должна так жить.
– Не должна быть вынуждена так жить.
– Взять и убить человека, – Алиса цокнула языком. – Худо делается при одной мысли. – Она налила чай и, держа в руке чашку с блюдцем, посмотрела на Вайолет.
– Если бы вам стало известно про него еще до того, как он ее убил, вы бы сами это сделали?
– Хотела бы я знать.
Алиса подала ей чай.
– Не понимаю я таких женщин, как вы. С ножами. – Она выхватила из кипы белья блузку с длинными рукавами и разложила ее на гладильной доске.
– Я же родилась не с ножом.
– Но вы его подняли.
– А вы никогда не пробовали? – Вайолет подула на чай.
– Нет, никогда. Даже когда от меня ушел муж. Но вы-то. У вас и врага достойного не было, кого действительно стоит убить. Подняли нож на мертвую девчонку.
– Но ведь это и лучше. Правда же? Все самое худое уже сделано.
– Не тот враг.
– Нет, тот. Она мой враг. И тогда была, когда я ничего не знала, и сейчас.
– Почему? Потому что она молодая и привлекательная и отбила у вас мужа?
Вайолет пила чай и ничего не отвечала. После долгого молчания и когда уже разговор повернул на всякие пустяковые предметы, Вайолет спросила Алису Манфред:
– Неужели вы не боролись бы за своего?
Страх, посеянный в детстве и ежедневно находивший себе пищу, прорастал сквозь ее существо всю жизнь. Воинственность, накопленная за годы страха, вызрела в нечто иное. Сейчас вопрос собеседницы прозвучал для Алисы словно выстрел из игрушечного ружья.
Где-то там, в Спрингфилде под землей остались зубы. Может быть, череп. Если копнуть поглубже да отодрать крышку, то нашлись бы зубы, в этом она была уверена. Не губы, которые она делила с другой, не пальцы, мявшие ее бедра так же, как мяли чьи-то еще. Только обнаженные зубы, без улыбки, когда-то вынудившей ее потребовать: «Выбирай». Он выбрал.