– Судя по реакции зрачков, сотрясения нет, – сообщил он, закончив осмотр. И у меня отлегло от сердца.
– Да какое сотрясение?! – недовольно произнес с дивана Данил. – Я просто вымотался за день, вот спать и хочу! Вы взгляните на… Кевина, у него тоже глаза закрываются.
Услышав эту тираду, я невольно улыбнулся. Уверен, Данил собирался назвать Андрея Мамонтенком и поправился, лишь сообразив, что английское название животного не является производным от его фамилии. Но Илье Константиновичу, в отличие от меня, было не до смеха.
– Быстро раздевайся и под душ! – приказал он Данилу. – Хорошо бы тебе отлежаться в горячей ванне, но раз ее нет, сделай горячую воду, такую, какую сможешь терпеть, и стой под душем десять минут! Затем в постель! Роберт, проконтролируй его, – обратился ко мне Рощин. – Я в аптеку.
Илья Константинович вернулся спустя четверть часа, когда Данил, укрытый тремя пледами, уже лежал в постели, а в душ отправился Андрей.
– Мне нужно было позаботиться о медикаментах заранее, – заметил Рощин, входя в спальню, где лежал Данил. – Подобные покупки, да еще за полчаса до полуночи, поневоле привлекают внимание. Аптекарь уже наверняка обсуждает со своим помощником, с чего это ученому-океанологу в такое время вдруг понадобился набор для оказания первой помощи.
Рощин поставил на прикроватную тумбочку объемный пакет, который принес в руках, и, обращаясь к Данилу, сказал:
– А теперь показывай свои синяки.
Данил послушно откинул простыню вместе с тремя уложенными сверху пледами, открыв свою грудь. Вид у него действительно был неважный. Крупные гематомы сплошь покрывали его тело и руки, а на шее, чуть выше ключицы, надулся волдырь размером с грецкий орех. Рощин быстро осмотрел его и вынес свое заключение:
– В общем, ничего страшного. Могло быть и хуже. Синяки обработаем мазью, а на ночь положим спиртовой компресс, чтобы не было отека.
Из принесенного пакета Рощин достал тюбик с какой-то мазью и, выдавив ее себе на ладонь, принялся последовательно обрабатывать ушибы Данила. В комнате сразу распространился аромат пчелиного яда и еще какой-то другой резкий запах. Данил брезгливо поморщился, хотя скорее сделал это для того, чтобы скрыть гримасу боли.
– Терпи. К утру будешь как новенький, – приговаривал Илья Константинович, ловко втираю гелеобразную мазь ему в кожу. – Ты же хотел понравиться здешним девушкам, вот и терпи…
Наконец обработка подкожных гематом была закончена. Рощин вытер со лба выступившие капли пота и, прощупав пальцами волдырь на шее Данила, сокрушенно заметил: