Жвачка и спагетти (Эксбрайя) - страница 89

– Синьора Лекока к телефону!

Жених мисс Пирсон кинулся к телефону. Звонил Тарчинини.

– Билл? Я за вами сейчас заеду. Ждите на тротуаре. Останавливаться некогда. Поторопитесь!

– Но, Ромео, что...

– Узнаете!

Тарчинини повесил трубку, не дав американцу переспросить. Валерия только покорно вздохнула, узнав, что жених уходит. Полная решимости терпеть и молчать, она считала часы, которые еще предстояло провести в этом городе, причисленном ею к библейским городам, разрушенным гневом Всевышнего, который в те времена больше следил за нравственностью своих созданий.

Едва Сайрус А. Вильям вышел из отеля, полицейская машина с незнакомым итальянцем за рулем затормозила перед ним. Из задней дверцы выглянул Тарчинини:

– Скорее садитесь!

Как только американец вскочил в машину, шофер рванул с места с максимальной скоростью, возможной в воскресенье на корсо Кавур.

– Так скажете вы мне, Ромео, что все-таки стряслось?

– Мы едем брать Ланзолини.

– А почему такая спешка?

– Потому что он, может быть, убийца, а я не люблю, чтоб убийца оставался на свободе, особенно если он знает, что полиция ищет его.

– Кто его предупредил?

– Вы.

– Я?

– Через Мику. Билл, когда вы рассказали мне об этом дорогом кольце, подаренном Ланзолини своей любовнице, я, признаться, не поверил. Я подумал: милейший Билл так настроен против Ланзолини, что ему подозрителен всякий поступок последнего, даже самый невинный, и, считая этот подарок доказательством того, что подручный парикмахера обладает доходами столь же значительными, сколь подозрительными, он, конечно, приписывает кольцу ценность, которой оно не обладает, не может обладать, – и я вернулся за стол.

– Короче, вы продолжаете считать меня дураком?

– Да нет, Билл, просто человеком, который мыслит слишком прямолинейно, не принимая в расчет человеческую природу, которая часто не имеет ничего общего с логикой. Я допивал кофе, как вдруг сообразил, что ваше положение в Бостоне, как-никак, делает вас компетентным в отношении драгоценностей. Тем не менее, даже предположив, что вы не ошиблись, я не мог представить себе, чтоб Ланзолини, привыкший сам пользоваться щедротами женщин, выложил такую сумму, даже если в он ее имел, что очень сомнительно. Допустим, Ланзолини украл это кольцо. Тогда вопрос: где? Ни в одном заявлении о краже за последние полгода не упоминается о такой драгоценности. Задача приняла следующий вид: если Билл прав в своей оценке кольца, подаренного Мике, то Ланзолини, не имевший возможности его купить, наверняка его украл. Но о краже никто не заявлял; почему? Потому что ограбленный – сам вор? Но это только добавляет лишнее звено, не меняя сути дела; а что, если ограбленный не может ничего заявить по той простой причине, что он мертв?