Тех, кто ворвался в столовую следом за вешалкой, возглавлял высокий, широкоплечий мужчина. Он был уже немолод — лет сорока, а то и пятидесяти, — но тем не менее удивительно хорош собой: точеное, худощавое, хищное лицо, и фигура ему под стать. Мужчина явно знал об этом и гордился собою. Копна золотых, не тронутых еще сединою волос была забрана назад и перевязана черным шелковым шарфом, а широкий черный пояс, стягивающий алую куртку, подчеркивал тонкую талию. Его пистолет был украшен золотой насечкой, и рука, державшая его, была тверда. На каждом пальце этой руки красовалось по золотому кольцу тонкой работы. Люди, теснившиеся у него за спиной, выглядели далеко не столь живописно, однако же и у них пистолеты в руках не дрожали.
У Коркорана в животе возникло странное, непривычное ощущение. Он перевел взгляд с пистолетов у дверей на десяток или больше арбалетов и пистолетов вдоль стен и ощутил, что его чудовищно подставили.
— Вы ведь вроде говорили, будто наложили на кухню достаточно заклятий! — прошептал он Вермахту.
— Не двигаться, не пытаться пользоваться магией, и никто не пострадает! — громко объявил красавец.
Вермахт тем временем отчаянно корчил рожи, пытаясь дать Коркорану понять, что он все сделал, как просили, и не понимает, отчего его заклятия не сработали. К несчастью, его гримасы привлекли внимание красавца.
— Следите за этими двоими! — распорядился он. — Это настоящие волшебники!
На стол, за которым сидели Коркоран с Вермахтом, немедленно навели несколько арбалетов и пистолетов. Коркоран сглотнул. Вермахт, конечно, был в своем одеянии, так что понятно было, что он волшебник. Коркорану хотелось бы думать, что красавец узнал в нем волшебника благодаря его величию и достоинству, но, скорее всего, дело не в этом. Просто этот разбойник где-то его видел. Да Коркоран и сам видел этого человека, но где именно, демон его побери?
— Кто вы такой? — осведомился он. — Что вам надо?
Голос у него слегка срывался, но не дрожал — и на том спасибо.
— Да неужто вы меня позабыли? — усмехнулся красавец.
Коркорану едва не стало дурно от этой усмешки.
— Стареете, Коркоран, стареете. А вот я вас не забыл. Да и вы меня должны бы помнить. Мы с вами малость повздорили из-за денег во время последнего тура Чесни. Вы меня еще в море зашвырнули. Олаф Гуннарсен я. Припоминаете?