Видя, что Мара явно примирилась с мыслью о путешествии, Грета рискнула уложить последний завиток у нее на лбу. Эльда решила, что подходящий момент наступил, и заговорила:
— Мама, пожалуйста, сделай что-нибудь, чтобы папа не отправлялся к Шоне и мальчишкам. Он еще не выздоровел. Он белый как мел и еле на ногах стоит.
— Эльда! — сказала Мара, вскинув голову, и голос ее опасно зазвенел. — Эльда, я велела тебе пойти привести себя в порядок. Ты что, не слышала?
— Слышала. — Эльда встала, показывая, что готова идти. — И пойду. Как только ты начнешь беспокоиться о папе.
— Почему я должна о нем беспокоиться? — холодно поинтересовалась Мара.
— Потому что он болен! — проклекотала Эльда. — Мама, да что с тобой такое?! Ты же всегда раньше о нем беспокоилась!
На лице Мары под чарами промелькнула очень странная смесь чувств: печаль, досада, суровость — никогда прежде Эльда не видела ее такой, — легкий оттенок беспокойства, почти мгновенно сменившийся пренебрежением, и нечто вроде потаенной нежности, борющейся с презрительной насмешкой. А потом все это вытеснило сочувствие — и раздражение. Эльда, Грета и мэр, наблюдавшие за Марой, увидели, как та уступила раздражению. Она обратилась к Эльде тем сухим тоном, каким говорила всегда, когда кто-нибудь из семейства совершал глупость:
— Эльда, тебе пора бы знать, что из чувств можно вырасти — как и из всего прочего. Вот ты, например, выросла и не играешь больше в свои куклы.
— Но я до сих пор играю с грифоньим логовом, которое для меня смастерил Кит, — возразила смущенная Эльда.
— Да, но ты больше не играешь погремушками, — указала Мара. — Вот то же самое случилось у меня с Дерком.
Эльда уже открыла клюв, чтобы отчаянно завизжать в знак протеста, но тут по лестнице, едва дыша, взбежали две девушки из хора.
— Партия Странников! — задыхаясь, выпалила одна из них.
— Уже в долине! — пропыхтела другая.
— Ну так почему вы еще не в ливреях?! — рявкнула на них Мара.
Мэр тем временем пробормотал: «Ну, я пошел» — и заспешил куда-то вниз. Тетушкин дом в мгновение ока наполнился гулом голосов и топотом бегущих ног: всех жителей деревни охватила паника, как то обычно и бывает с артистами перед выходом на сцену.
— Я потеряла листочки с нотами! — донесся чей-то голос.
— Да куда же подевалась пудра для волос?! — вторил ему другой.
Мара вскочила — казалось, всеобщая сценическая лихорадка затронула и ее — и сбросила пеньюар, оставшись в платье, если, конечно, эту широкую алую ленту, обвивавшую ее по спирали, можно было назвать платьем.
— Сейчас же иди переодевайся, — велела Мара Грете, подхватившей пеньюар. — Эльда! Купаться! Немедленно! И, — добавила она, уже засеменив к лестнице, — если я еще хоть раз услышу о твоем отце, никаких блесток ты не получишь. Я сейчас в одиночку спасаю мир, и мне некогда думать о Дерке! Ты поняла?