Наверное, я все-таки уснул. В конце концов, это логично. Я отправился в путь перед ужином, прибыл на место на рассвете и совершил долгий перелет на юг Франции, а потом еще три раза обежал вокруг стадиона.
Но это совсем не было похоже на сон. Мне казалось, будто я встал, при этом оставшись сидеть на месте, и пошел вперед по заманчивой синеватой тенистой тропке, которую только что заметил. Тропка вела вверх и как бы в сторону от бетонного коридора, прочь от вони и сырости, в прохладный шелестящий лес. Я испытал такое облегчение, что даже об усталости забыл. Я потягивался и принюхивался к прохладным лесным запахам — пахло сосной; резким клейким ароматом тянуло от высоких, с меня ростом, папоротников; пахло корой, листвой и какими-то кустарниками — почти как благовонием, — и я шел все дальше и дальше, забираясь в глубь чащи, вверх по склону холма.
В душистых кустах передо мной что-то зашуршало. Потом заколыхались папоротники.
Я остановился. Я застыл совершенно неподвижно. Я чувствовал, как колотится у меня сердце. Что-то явно двигалось в мою сторону. И все же, когда оно появилось, я не был к этому готов.
Папоротники раздвинулись, оттуда выскользнула гладкая черная голова и уставилась на меня огромными желтыми глазами. На миг — один-единственный миг — я очутился нос к носу с громадной черной пантерой.
А потом я очутился на дереве — на самом высоком дереве, которое оказалось поблизости.
Все, что было между этими двумя мгновениями, осталось пятном слепого ужаса. Если подумать — если хорошенько подумать, — зверь вроде бы сказал мне: «А, привет!» — на своем, пантерьем языке, без слов. И я почти наверняка заорал. Еще я помню — смутно, — что с невероятной скоростью огляделся вокруг, выбрал самое подходящее дерево и стремительно вскарабкался на него, повизгивая на каждом выдохе. Я даже помню, как взвыл: «Уй-я!», когда сорвал ноготь о кору.
А потом все прекратилось, и я обнаружил, что сижу верхом на ветке и весь трясусь, а пантера лезет следом за мной.
— Вот черт! — сказал я. — Совсем забыл, что пантеры умеют лазить по деревьям.
«Естественно, умеем, — откликнулась пантера. Она удобно устроилась на ветке напротив меня, свесив огромную лапу и помахивая хвостом. — А что мы тут делаем? — осведомилась она. — Охотимся?»
Зверь, несомненно, обращался ко мне. «Нет, — подумал я, — все-таки это сон». Поэтому я сдался и ответил:
— Нет. Мне полагается стоять на страже, на случай, если что-нибудь сверхъестественное вздумает напасть на принца.
Зверь зевнул. Выглядело это так, как будто голова у него разломилась пополам и открылась ярко-розовая пасть, окаймленная длинными острыми клыками. «Скукотища, — сказала пантера. — А я-то думаю — вдруг ты решишь поохотиться?»