Ближе к обеду они испытали одну из четырех (готовых к употреблению гранат, пока еще с грубовато-шероховатой поверхностью, с неровными выпуклостями и со столь же неровными углублениями. Входное отверстие, из которого тянулась тоненькая веревочка, пропитанная сернистой селитрой, было залеплено обычной глиной, и общий вид от всего этого она имела весьма неказистый. Однако главное заключалось в другом: граната действительно взрывалась. Из стада овец, которое специально разместили на расстоянии пятидесяти метров в окружности от эпицентра взрыва, было убито пять штук и еще десяток осталось в подранках. Пятеро дружинников, оттаскивавших потом убитых и раненых животных, только крестились испуганно, то и дело боязливо поглядывая на князя, стоящего в обществе двух мужиков из мастерской, которых Минька упросил взять на испытание. Но особенно перепуганно они косились нa малолетнего отрока, который, по слухам, невесть откуда взялся, мигом втерся князю в доверие, а теперь, как оказалось, и смастерил эти страшные ребристые округлые железяки, дающие грохот побольше, чем гром в летнюю грозу. Да и смертей они приносили столько же, сколько хорошо обученный полусотенный отряд лучников за один залп.
«Вот и сюрприз для дорогих гостей. Пока еще маленький, но авось успеем побольше отлить. До Калки семь лет, а до Батыева нашествия больше двух десятилетий впереди — времени хватит», — подумалось тогда ему. Ничто, казалось, не предвещало неожиданностей, пока не подъехал Онуфрий во главе сотни воев. Лишь когда он с прочими боярами подивился, что дружина князя еще не готова к выступлению на Исады, Константин понял, что допустил прокол — неправильно посчитал даты.
По истории он хорошо помнил, что Перунов день, на который назначена встреча князей в Исадах, был одним из самых что ни на есть неистребимых и неугасимых языческих праздников. Христианская церковь долго и упорно сражалась с неразумными славянами, которые в этот день устраивали массовые гулянья в дубовых рощах и совершали прочие деяния, совершенно не вписывающиеся в православные каноны. Тогда было решено их надуть, и попы объявили, что в этот день надлежит отмечать праздник Ильи-пророка, который хоть и святой, но весьма похож на Перуна, будто перенял у кумира язычников мощь и силу стрел-молний, власть над громом, грозами и прочим буйством небесных стихий.
День этот праздновался на родине у Константина достаточно шумно, его знали все, поэтому ошибки быть не могло — это именно второе августа. Беда была в том, что из памяти совсем выскочило, что надо минусовать дни, на которые был сдвинут календарь после революции, в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Для двадцатого столетия — тринадцать дней, девятнадцатого — двенадцать и так далее, на день меньше на каждый век. Для подсчета правильной даты тринадцатого века придется вычесть шесть дней.