— Да на что оно тебе? — попытался уклониться тот от ответа.
— Хоть знать буду, кто пленил, — пояснил Константин.
— Невелика слава, — усмехнулся сотник, — десятеро меньших числом в полон взять. А звать меня Стояном.
— А может, отпустить повелишь? — влез в разговор Епифан, подъехав к сотнику с другой стороны, но держась почтительно, на одну конскую голову сзади дружинника. Мечи, луки, ножи и прочее у них всех уже забрали, оставив оружие только Константину, и потому сотник мог не опасаться внезапного нападения с целью задержать отряд и дать хотя бы минуту форы бегущему из плена князю.
— Чай, не чужой ты мне. И меды пивали вместе, и стрыем я довожусь, — добавил он для вескости.
— Пивали, — лениво и равнодушно согласился сотник. — Да мало ли с кем я их пивал. А стрыем ты не мне приходишься.
— Все ж таки сродственник, — не сдавался Епифан.
— Сродственник, — вновь не стал спорить сотник. — Двухродный плетень соседнему тыну. Все мы с одной дубравы, да разными топорами тесаны.
— А мы бы златом отдарились. Уж для такого дела, сам, поди, ведаешь, князь наш с ног до головы тебя осыпал бы.
— Глуп ты, Епифан, хоть и возле князя своего рядом ходишь. Сам ведаешь, что я роту князю Глебу давал и порушить ее мне совесть не велит. К тому же, — помолчав, веско добавил он, — рудою алою людишек безвинных это золото полито. То даже не Иудины сребреники будут, а Каиновы.
— Это как же? — поначалу не понял Епифан, но Константин, сразу сообразивший, какое страшное обвинение выдвинул против него этот немолодой воин, вздрогнув, тут же приказал стремянному отстать, желая поговорить подробнее и наедине.
— Стало быть, Каин я? — переспросил он Стояна.
— А то кто же? Чай, не чужими те князья были, что под Исады съехались. Братанами тебе доводились. А Изяслав с Глебом таки и вовсе самобраты[29]. Будь ты в моей воле, я бы тебя, княже... — он замешкался, и Константин пришел ему на помощь, предположив уверенно:
— Казнил бы прилюдно, нет? Или распял бы?
Сотник хмыкнул:
— Чести много. Ишь чего захотел, как Иисус Христос жизнь окончить. Это не по тебе.
— Тогда что же? — не отставал Константин.
— А как Господь Бог поступил бы. Жить оставил. Сдается мне, лучшей муки не выдумать — живи и вспоминай своих братьев Авелей. Я-то поначалу, когда услыхал о таком, не поверил...
— Так ты не был сам в Исадах? — перебил его Константин.
— В Рязани я оставался, — пояснил Стоян. — Там и услыхал весть страшную.
— От Глеба, поди? — прикусил губу Константин.
— От него, от князя нашего. Он у нас, конечно, тоже не медом намазан. Иной раз такое сотворит, что хоть беги. Однако до душегубства своих единокровных не додумался, как ты.