С чувством растерянности и какой-то обиды я сидел, глядя на экран, на котором рядом со старой записью теперь светилась другая:
2029 — 2034 — Свято-Троицкий монастырь;
2034 — 2040 — Тибет, Ронгбук;
2040 — 2060 — ?
2060 — 2065 — «Обитель молчания».
Где он был эти двадцать лет? И как он сумел проникнуть в наш полностью защищенный компьютер, чтобы переписать данные? Нет, главное другое: зачем? Зачем ему понадобилось прятать эти годы? И тут новая мысль сверкнула в моем мозгу: а не в это ли время состоялась встреча Путинцева с Крафтом — Гордоном?
Я глубоко вздохнул и откинулся на спинку кресла. След, который я считал пройденным, предстояло пройти еще раз. Биографию Путинцева надо было изучать заново. И с самого начала.
— Вот, а вы не верили, — сказал егерь из местных — кажется, его звали Николаем. Присев на корточки, он разглядывал следы; когда он поднял глаза, инспектор прочел в них то же, что так поразило его в обитателях поселка, — растерянность и страх.
— Думали, мы все тут с ума посходили, небылицы выдумываем. Теперь вот сами глядите.
Следы подходили к унизанной красными флажками веревке с их стороны и продолжались по другую. Зверь не остановился перед запретной для него преградой, не стал метаться вдоль нее — он просто прошел под волчатником.
— А вот еще двое! — воскликнул парень в модном декроновом комбинезоне; его включили в группу в последнюю минуту, отрекомендовав как лучшего снайпера. Отойдя вдоль волчатника метров на тридцать, он разглядывал припорошенную снегом землю.
— Не двое, а трое, — возразила женщина. К ней у инспектора было сложное отношение — женщина была зоопсихологом, а инспектор, проведя в тайге половину жизни, считал, что разбирается в повадках зверья куда лучше любого магистра, изучавшего медведя в вольере. К тому же женщина носила польское имя, очень простое, которое инспектор тем не менее никак не мог запомнить, и это его раздражало. Однако сейчас, подойдя и вглядевшись в следы, он вынужден был согласиться с ней: в этом месте преграду пересекла семья, волчонок шел по следам матери.
— Вот так и в первый раз было, — произнес кто-то за спиной инспектора; по голосу он узнал Николая. — Ребята две семьи подняли, гнали, гнали — все, некуда им деваться. Дошли до волчатника, смотрят — вот так же следы. А обернулись — они в трех шагах стоят. И не четверо, а голов десять. Тут не то что выстрелить — поднять карабин не успеешь, прыгнет, и все. Сашка говорил — ни ног, ни рук не чуял, все будто одеревенело. Хорошо они бежать не кинулись. Постояли так, потом те расступились, словно проход сделали