— Вики... — В ее имени теперь прозвучал мягкий упрек. «Неужели ты мне не доверяешь?»
— Видишь ли, я теперь совершенно другая, и... Над чем ты смеешься?
Сколько времени утекло с тех пор, как он мог рассмеяться? Чуть больше года, как он полагал.
— Если это — все, что тебя беспокоит, Вики, то должен тебе сказать, ты всегда была совершенно другая.
Отчаяние испарилось, сменившись надеждой.
— Значит, ты не возражаешь?
— Я бы солгал, если бы ответил, что мне не привыкать к этому, но нет, я не возражаю. — Возражать? Не много нашлось бы такого, с чем бы он не смирился, если бы она при этом снова была с ним рядом.
— У нас с тобой все не может быть как прежде.
— Это не должно тебя беспокоить.
— Генри считает, что, может статься, будет еще лучше.
— Мне безразлично, что думает Генри.
— Все будет не так, как у людей — обустроиться, создать семью и воспитывать потомство, как тебе всегда хотелось.
Майк сполз с кухонного столика.
— Не говори за меня, чего бы я хотел. Я хочу тебя.
Она протянула к нему руки, ее зубы мерцали, словно торжественное приглашение на фоне изогнутых в улыбке губ.
В ту же секунду они оказались на полу.
Спустя два часа и двадцать три минуты Вики пристроила голову на его плече, используя его вместо подушки, и уставилась на потолок кухни. Она думала о том, что за последние четырнадцать месяцев смирилась с тем, что должна стать вампиром, порождением тьмы, обитателем ночи, — но не стала им в действительности до тех пор, пока зубы ее не сомкнулись, пройдя сквозь складку кожи Майка Селуччи, и она не впитала его жизнь в свою собственную. Она слизнула каплю пота, текущую по лицу, и ощутила его дыхание, тепло под своей щекой, его запах, окруживший ее.
— О чем ты задумалась? — спросил он, засыпая.
«Вампир. Дитя тьмы. Обитатель ночи».
Потянув руку, Вики откинула с его лба непокорную прядь и улыбнулась.
— Я подумала о следующих четырех с половиной сотнях лет жизни.