— Я не мог иначе.
— Знаю.
Спокойное и всеобъемлющее. Действительно, знает. Не одобряет, не осуждает. Просто имеет в виду.
— Я ничем не рисковал.
— Ты не рисковал, это верно. А остальные?
— Какое им дело до меня?
— Никакого. И все дела сразу, — Магрит подошла ближе, окутав меня шлейфом еле уловимого аромата, напомнившего о цветущем жасмине. — Я не хотела ограничивать твою свободу. Когда ты ушел, я не стремилась тебя вернуть. Надеялась, что пройдет очень много времени прежде, чем твое участие станет необходимым.
— Участие в чем?
— В нашей жизни. Тебе было одиноко там, среди чужих, но вернувшись, ты погрузился в еще большее одиночество. Я приняла бы твой Уход. Скорбела бы о напрасно потраченных годах, но приняла бы. В тот миг, но не теперь!
Последние слова сестра почти выкрикнула, но крик почему-то получился свистящим и похожим на шипение.
— Я не Уйду.
— Ты не можешь это обещать, — грустное замечание.
— Не могу. Но хочу, а значит, обещанное сбудется!
— Я хочу верить. А ты… веришь своим словам?
— Я верю тому, что стоит за ними.
В синем взгляде тихо мерцают искорки безнадежности.
— И что же прячется за стенами слов?
Вспоминаю разговор с отцом:
— Полагаю, дела. Рано или поздно обещаний становится так много, что они исполняются независимо от нашего желания.
Магрит опускает глаза и улыбается, но от этой улыбки хочется зябко передернуть плечами: словно зима вернулась наперекор законам природы. И кажется, что губы сестры стали бледнее, потому что покрылись инеем.
— Да, независимо от желания. Особенно, если обещаешь самому себе. С собой шутки плохи: любая случайная мысль вплетается в путь, по которому предстоит идти.
— Значит, лучше вообще не давать обещаний?
— Лучше? Нет, безопаснее.
— Вы огорчены тем, что я взял на себя заботу о дочери шадд’а-рафа?
— Я удивлена, Джерон. И обеспокоена. Ты осознаешь, что она — плод преступления против законов мира? Девочка не должна была появиться на свет.
— Но появилась.
— Ненадолго.
— Да, и потому я…
— Пожалев, стремишься помочь? Или тебя гложет чувство вины?
Синева глаз становится темнее и глубже, и я признаю:
— В какой-то мере.
— В какой-то? — Сестра устало качает головой. — Ты все это придумал. И вину, и ответственность. Но скажи, для чего? Не находишь другого объяснения своим переживаниям? Тогда не торопись: наступит время, и все встанет на свои места.
— А если времени нет?
— У тебя?
— У нее.
Магрит сжимает губы.
— Почему ты уцепился за эту бедняжку? Ее нельзя исцелить. Чудес не бывает, Джерон.
— И я знаю это лучше всех, драгоценная. Но позволь мне верить, что невозможное тоже иногда случается! Не со мной, с другими: я ничего не прошу для себя. Хотел бы, но все просьбы будут бессмысленны и бесполезны. Если бы я мог что-то изменить в себе или в мире… Сделать что-то, искупающее хоть часть той боли, которую причиняю своим существованием…