— В чем же ты провинилась, милая?
— И вовсе не провинилась! Я сама вызвалась… — Она привычно начала оправдываться, но все же спохватилась и грозно сдвинула брови: — Да кто вы такой?!
— Друг.
— Это всего лишь слово, — возразила эльфийка, выказав не меньшее мужество, чем ее родственники.
— Саа-Кайа ждет меня. Она сможет принять посетителя?
— Смогу, конечно! Я же беременна, а не больна! — Усмехаются пухлые губы, а бирюза взгляда вспыхивает жарким: «Ты пришел!».
Кайа стоит на террасе, одной рукой опираясь о перила, а другую положив на холм живота под складками платья, такого же белого, как у Нэйи, но без следа вышивок, как и положено роженице[18].
— Здравствуй.
— О, здоровья у меня, хоть отбавляй!
— Чего тебе тогда пожелать?
— Выбирай сам, — разрешает Кё. — Но мне довольно и того, что имею.
Нэйа переводит удивленный и растерянный взгляд с меня на свою подопечную и обратно.
— Кто этот человек?
— Человек? — Бронзовый веер ресниц на мгновение скрывает за собой смеющиеся глаза. — Не тревожься, Гилли, он не причинит мне вреда. Он помог моему ребенку вернуться к жизни. Помнишь, я рассказывала?
Взгляд юной эльфийки мгновенно становится расчетливым, и с жадных до знаний губ уже готов сорваться вопрос, но Кё мягко возражает:
— Потом, все потом. У тебя еще будет время. А я хочу поговорить со своим другом, пока… Пока не буду занята другими делами.
О да, милая, скоро у тебя появится много дел, которые, как ни странно, останутся с тобой до самой смерти. Но ты будешь им рада и благодарна за то, что они есть. Благодарна… мне.
Как странно: качаясь на шатком мостке между ужасом и безумием, вне зависимости от желаний и намерений сделать то, что было необходимо… Почему моя кровь решила исполнить чужое желание? Может быть, потому, что боль, которую чувствовала эльфийка, ни в какое сравнение не шла с болью, которую она собиралась причинить? Наверное, так. Кё не будет вспоминать прошлое, и я не стану. Незачем: утратив власть над минувшим, мы не в силах запретить ему в самый неподходящий момент напомнить о себе, и можем лишь надеяться, что оно продолжит свой чуткий сон в памяти мира, а не обожжет нас злорадным огнем широко распахнутых угольно-черных глаз…
Скорчив забавную рожицу, долженствующую изобразить скорбный укор, Нэйа ушла в дом, разбирать свежесорванную траву, и мы с Кё получили возможность остаться наедине. Если, конечно, не считать присутствующих при разговоре ребенка и Мантии, но те предпочли благоразумно молчать и не вмешиваться в наши дела.
— Без оружия?
Разочарованный взгляд. Что еще может интересовать воина? Только остро отточенное лезвие.