Магистр где стоял, там и сел, недоуменно мотая головой. По всему было видно, что он с трудом соображает.
И тут на него сверху спикировала ступа с Бабой-Ягой.
— Ах ты, Ирод, нашу лапочку забижать! На тихую, слабую девчушку руку поднял! Жук навозный, а не мужик. Я сейчас твою рожу-то поганую разрисую, глазки твои подлые повыцарапываю, — бушевала старуха, тыкая помелом Магистру в лицо.
Чернокнижник, очумевший от такой напасти, только крутил головой. Наконец пришел в себя и выбил метлу у Яги из рук. Это только подлило масла в огонь. Баба-Яга взвыла, схватила ступу, с размаху нахлобучил а ее на Магистра и, прищелкнув пальцами, закрутила ее волчком.
Санька вскочил на ноги и, когда ступа остановилась, одним ударом разрубил Магистра надвое. Раздался хлопок, и тело убитого растаяло в воздухе.
— Тыры-пыры, опять двойник. Сколько же их? — буркнул богатырь.
Однако размышлять было некогда, монахи повалили плотной стеной. И снова огненный меч принялся рубить направо и налево, прикрывая теперь и Ягу, которая хлопотала над Василисой. Но врагов было слишком много.
— Ну и работенка у меня в последнее время, — тихо бранился Санька. — И помощь эта где? Заснули, что ли?
Он начал выдыхаться и двигался все медленнее и медленнее. Из многочисленных порезов текла кровь; счастье, что раны были пока не опасны. И неизвестно, сколько бы он еще продержался, если бы не волшебный меч.
Оглушительный взрыв потряс площадь, ворота крепости взлетели на воздух. Осколками камней разметало лучников, запахло жареным.
Санька поднял голову. На крышу одной из башен уселся здоровенный Змей. Одноголовый. А в проделанный проход уже валило ополчение. Впереди бежал сотник Сыч. Одновременно распахнулись двери оружейной башни, и появился Липуня с дружинниками.
Санька подождал, пока Яга приведет в чувство Василису, а затем медленно, словно тяжелый асфальтный каток, двинулся вперед, расчищая перед собой широкую дорогу.
Липуня размашистыми ударами тяжелого меча валил по нескольку противников сразу и в пылу боя оторвался от своих. Это едва не стоило ему жизни, так как несколько вражеских солдат набросились на него спереди, а позади неслышно возник еще один, огромного роста монах, и замахнулся тяжелой секирой.
Лежать бы воеводе с пробитой головой, если бы на грудь опешившего от неожиданности громилы с истошным кошачьим визгом не взлетел Баюн. Шерсть его стояла дыбом, уши плотно прижались к голове, ярко-желтые глаза яростно сверкали. Он потянулся клыками к вражескому горлу, но запутался в густой бороде. Тогда, с отвращением фыркнув, он вцепился всеми когтями в противную рожу. Громила, выпустив топор, попытался ухватить кота, но тот успел увернуться и спрыгнуть на землю. Монах, с расцарапанной физиономией и завывая от злости, плюхнулся на четвереньки и начал шлепать по земле рукой, пытаясь, словно комара, прихлопнуть дерзкое животное, но тут же замертво ткнулся носом в землю.