От этого вопроса Санька даже сморщился. Поесть бы он был и сам не прочь, но в котомке от всей еды, что он успел прихватить у Яги, оставалась только горбушка хлеба, а шагать еще было невесть сколько. Он еще немного покряхтел, пару раз почесался, затем встал и решительно вытащил хлеб:
— Держи.
— Сам-то как?
— Я прямо перед тобой такой же кусок съел, — соврал Санька. — Опять же, вон за теми кустами землянику видел. — И он отошел в сторону, делая вид, словно что-то ищет под ногами.
Дед, занятый едой, закивал в ответ. Управившись с горбушкой, он смахнул крошки с ладошки в рот, причмокнул два раза и, насмешливо глядя, произнес:
— А землянике не сезон уже. Отошла она, родимая.
Санька прислушался к глухому бормотанию у себя в животе и, помедлив, согласился:
— Не сезон.
— Ты же сначала не хотел давать хлеба-то.
— Не хотел.
— А чего передумал?
— Кто его знает. Начну потом сам себя накручивать. А оно мне надо? Стресс укорачивает жизнь. В газетах про это очень хорошо сказано.
Дед пропустил мимо ушей странное слово «газеты». Он сидел, задумчиво глядя вверх.
— От природы оторвались, — наконец произнес он.
— Ну, старый, придумаешь тоже, — хмыкнул Санька. — Какая еще природа? Она же несознательная.
— Много ты понимаешь. — Глаза у деда сделались озорными. — Я сюда сейчас медведя позову. Вот у вас поговорка есть: «медведь на ухо наступил». А косолапый знаешь какие мелодии на расщепе выводит — заслушаешься. Сядь и смотри, только не дергайся.
— Верю, верю! — замахал руками Санька. Только Топтыгина ему не хватало для полного счастья.
— Не хочешь, как хочешь. Сам-то есть будешь?
— Перебьюсь. У нас люди специально голодают, чтобы здоровее быть.
— Не. Может, у вас и голодают, а у нас так не принято гостей встречать.
И словно из-под земли на ближайшем пеньке появилось лукошко, полное спелых ягод.
— Так ведь не сезон.
— Кому не сезон, а кому мать родная.
Санька не заставил долго упрашивать себя и навалился на ягоды, вмиг опустошив корзинку.
— Спасибочки за угощение. Хотя странно как-то: ты у меня поесть просишь, а у самого еды навалом. Скучно, что ли, стало? В лесу, наверно, давно живешь?
— С самого рождения. Леший я.
— Точно! — хлопнул себя по лбу Санька. — И как я сразу не догадался. Мужичок-боровичок, он же Лесовик, он же Дедок. Вредный дед, который незадачливых путников по лесу водит, голову им морочит, а они в самые дебри попадают и бесследно исчезают.
— Чур меня, чур меня, — всполошился Леший. — Кто тебе всей этой ерунды понарассказывал?
— Ты не оправдывайся. Никакой не ерунды. Все вы тут одного поля ягоды — что ты, что Яга. Кто мне голову морочить начал, по лесу водить? Иван Сусанин? Не стыдно тебе было меня взад-вперед гонять?