— Кто? Кто меня спрашивает? — вздрогнув, обернулся Истома. Что-то знакомое показалось вдруг ему в облике стремительно приближающегося всадника. Смуглое лицо, жесткое, волевое. Черные, глубоко посаженные глаза, узкие, даже чуть раскосые. Неужели... Да, так и есть...
— Здрав будь, Сармак, — пряча в рукаве кинжал, радостно воскликнул Истома. — Как твое драгоценное здоровье? Толст ли твой нос? Хорошо ли молоко в табунах?
Спешившись, Сармак поклонился, в свою очередь справился о здоровье. Зыркнул глазами в сторону лариссиев, спросил злым шепотком, не знает ли случайно Истома, почему не удался так тщательно спланированный набег там, на реке? Почему погибло столько лучших воинов, а в результате — ничего? И откуда охрана купца узнала про готовящееся нападение?
— Может, ты и их тоже предупредил, а, Истома-хакан? — Сармак зло прищурил свои и без того узкие волчьи глаза.
— Это случай, Сармак. — Истома пожал плечами. — Щенок Лейв что-то заподозрил и не остановился там, где мы хотели. Хотя... Ты сказал, вы на кого-то напали? Интересно, на кого?
— Вот и мне очень интересно. — Истома сплюнул:
— Кажется, я догадываюсь на кого. На купца Вергела, больше за нами никто не шел. Поверь, я про то не ведал.
— Поверить? — На широких скулах печенега заиграли желваки. — А кто вернет погибших? Иртела, Хакима, Астенджи? Князь Хуслай последний раз простил меня... и велел сделать кое-какие дела здесь. И ты мне поможешь.
— Но я здесь никого не знаю, — сказал Истома, прикидывая, как бы половчее и незаметно для стражников метнуть кинжал в горло надоедливому собеседнику.
— Узнай. — Сармак вертел в руке какой-то непонятный блестящий предмет, видимо талисман. — У меня есть товар, что мы взяли в обход каганской стражи. Сукно. Хорошее сукно из полночных стран, которое надо срочно продать...
— И при этом не платить торговую пошлину, — мгновенно прокачав свою выгоду, усмехнулся Истома. — Есть у меня один человек на примете.
— Кто?
Истома махнул рукой:
— Езекия, племянник купца бен Кубрата.
— Бен Кубрат? — недоверчиво переспросил Сармак. — Он не такой дурень, чтобы пускаться в столь опасные дела на старости лет.
— Я не сказал — бен Кубрат, я сказал — Езекия.
— А какая раз... — Сармак осекся. — Я понял тебя, Истома-хакан... Встретимся здесь же через три дня. Я буду торговать кожами. И можешь не беспокоиться — в случае удачи мы простим тебе то серебро, что дали за караван. К тому же ты еще и прилично заработаешь. Только на этот раз сделай всё четко. Если же нет...
— Не волнуйся, Сармак. — Истома приложил руку к груди. — Сделаю всё, как надо. Рад, что мы договорились... А ведь ты был уже почти мертвяком, — прошептал он, убирая кинжал в ножны.