Казалось, рухнувшие идеалы снова вознеслись ввысь, словно птица Рух.
Ну и наградные, между нами, циниками, тоже не помешали бы.
— Халва-а-а!...
Один из стражников наклонился, подобрал с земли камешек, подбросил на ладони — и, не глядя, метнул на звук. Любой, кто через миг услышал вопль разносчика Али-бабы, запомнил надолго: возле мушерифата сладкого не любят.
CAPUT V,
в котором задают вопросы и шевелят ушами, долго ищут и кое-что находят, учатся отличать кривое от прямого, а также выясняют, что предмет восьми локтей длины в женских руках — страшная штука
— Клинок четырехгранный, с откидными «пилками»...
— Что на гарде?
— Стальные шарики.
— Граненые?
— Ага...
— Кружится как вихрь, прыгает как тигр, падает как гамаюн, стоит как...
— Как гора!
— Стоит как гора, отступает как рак...
— Чье клеймо?
— Сеида Бурхана.
— Не подделка?
— За подделку я курдюк наизнанку выверну...
Гильдия баши-бузуков жила насыщенной жизнью. Кругом сновали деловитые люди при оружии, останавливаясь у стен, где висело оружие, и заводя беседы про оружие. Тут никто не повышал голоса, не делал резких движений и не произносил ничего такого, что собеседник мог бы истолковать как угрозу или оскорбление.
На первый взгляд это было самое мирное место в мире.
Джеймс Ривердейл чувствовал себя здесь как дома.
— Прошу извинить мою бесцеремонность, — обратился он к горбатому и кривоногому карлику. Из одежды на карлике были лишь шаровары двух цветов: красного и белого. — Я не отниму у вас много времени. Не подскажете, где бы мне получить сведения о местных фехтовальных залах?
Карлик снял с плеча и отставил в сторону палицу — огромную, выше его самого, с шипастой «башкой». Одного взгляда на палицу хватало, чтобы заработать грыжу.
— Устал отдыхать, брат? — ухмыльнулся коротышка, демонстрируя чудесные зубы, заточенные по моде островитян Вату-Тупала. — Второй этаж, пятая келья. Спросишь Дядю Магому. Он тебе все, как родному...
И карлик, играя мускулами, достойными Просперо Кольрауна, быстрее лани ринулся прочь по коридору. Казалось чудом, что шипы палицы не задевают никого из баши-бузуков, но что было, то было.
Подавив чувство зависти, недостойное дворянина, Джеймс отправился на второй этаж. Если бы он останавливался везде, где говорили о чем-то интересном, и тратил всякий раз не больше минуты на участие в беседе, он бы нашел пятую келью через месяц.
А так — каких-то два часа, и ты на месте.
Дядя Магома оказался мелким старикашкой, бодрым, как джинн, тысячу лет выдержанный в бутылке, и неприветливым, как тот же самый джинн. Он умел шевелить веснушчатыми ушами и кончиком хрящеватого носа — и делал это так, что собеседник чувствовал себя негодяем, отнимающим у почтенного человека последние минуты его жизни.