Да и прохожих здесь: раз, два — и обчелся.
Вернее, даже раз — и все. Долговязый бездельник в замызганном халате, топавший впереди Джеймса, минутой раньше свернул в проулок. Молодой человек остался на улице один.
По обе стороны тянулись высокие дувалы: глухие, неприветливые, радуя глаз разве что разнообразием материала, из которого их сложили. Ядовито-желтый и пористый ракушечник, кирпичная кладка, обожженная на солнце глина; облупленная штукатурка местами открывала грубо тесанный туф... От незваных гостей, имеющих обыкновение лазить через заборы, хозяева обезопасили себя всяк на свой манер: сверкали на солнце клыки битых стекол, торчали ржавые штыри, загнутые наружу и острые на концах, заплетали верх стены лианы крю-колиста...
Меловая пыль под ногами, палящее светило над головой и бесконечные дувалы. Нет, этот квартал не предназначался для туристов.
Третий день, пользуясь списком Дяди Магомы, Джеймс бродил по городу, переходя из одного фехтовального зала в другой. Где-то задерживался на полдня, где-то хватало часа. Анхуэсский стиль мечевого боя, ла-лангские крисы, «Орлиный ятаган» мастера Абдул-Хана, рукопашный бой жителей острова Экамунья, «Мерцающее копье» тугрийских чыдыров...
Не то.
Из списка оставались три зала. Если он не обнаружит хотя бы намек на знакомый почерк...
Ага, кажется, пришли.
— Добрый день!
Ворота Джеймсу открыла дама, примечательная во многих смыслах.
Окажись на месте нашего молодого человека рассказчик занимательных историй, пьяный от вдохновения — он воспел бы неземную прелесть, стройность и красоту дамы. Воспел — и ввел бы в заблуждение почтенных слушателей.
А это скверно.
Прелестью дама не отличалась. Красотой — тоже. Стройность имела место, но непредвзятый зритель скорее назвал бы такое сложение худобой. Средних лет, костистая и жилистая, дама напоминала лошадь — не старую клячу, но и не турристанского скакуна, а скорее нервную кобылу, какие в почете у конных пращников.
Джеймс вообще не сразу понял, что перед ним женщина — в мужских рейтузах и сапогах, в мужской рубашке, заправленной внутрь, и, наконец, в безусловно мужском нагруднике из кожи, какие носили учителя фехтования во время уроков.
Голова дамы была повязана цветастым платком.
Ясное дело, по-мужски.
— Что угодно? — неприветливо осведомилась дама.
— Это зал маэстро Бернарда?
— Да.
— Я хотел бы некоторое время посвятить...
— Входите, — перебила дама, не дожидаясь, пока гость изложит заготовленную (и, признаться, уже навязшую в зубах!) тираду до конца. — Эй, Фернан! Иди сюда...
Едва Джеймс шагнул за порог, дама, словно выполнив долг гостеприимства до конца, мигом удалилась. Ее сменил Фернан — юноша лет двадцати, скорее всего — подмастерье. Высокий и худой, он был похож на даму, возможно, даже состоял с ней в родстве, но оказался куда приветливее.