Что сделано, то оплачено.
Сейчас счет будет закрыт.
Всадник был уже близко. Ведя в поводу верблюдицу, явно встреченную им по дороге, он медленно ехал на лошади — оглядываясь по сторонам, высматривая следы на песке, желая найти жертву и добить. Вот он поравнялся с фрагментом стены высотой в рост человека, частично скрытой барханом. На склоне бархана ветер и природа, два вечных скульптора, создали некий профиль: орлиный нос, рябая щека, на скуле — звездообразный шрам...
Мигом позже ноги Джеймса взрыли песок, топча ненавистное лицо.
Нелепая, изломанная, жуткая в своей целеустремленности тень, скрежеща боевым воплем гарпии, взвилась в воздух — и обрушилась на Фернана. Оба слетели с лошади, которая чудом удержалась на ногах, и покатились по обломкам камней. Удар, песчаный вихрь, еще удар, и еще, кулаком, локтем, рукоятью меча, прямо в оскаленный, разбитый в кровь лик Лысого Гения. Нет, рябой не успевал, со всей его хваленой скоростью! — он опоздал, и когда меч, дарованный Одноглазым Вороном, покровителем нордлунгов, стальной струей влился Фернану в живот, Джеймс Ривердейл с внезапностью удара молнии понял главное, единственное, что должно волновать человека в такие минуты.
Живой.
Я — живой.
А враг — нет.
* * *
— Пить...
К седлу лошади — к счастью, она никуда не убежала — оказалась приторочена тыква-долбленка с водой. Джеймс принес ее раненому, приподнял тому голову — и только тут спохватился.
— Тебе нельзя! У тебя рана в живот. Тебя к хабибу надо...
— Не надо к хабибу. Ни к чему.
Джеймс понимал, что умирающий прав. Но вдруг найдется опытный медикус-маг, местная ведьма-чудотворица... Странно: сейчас он не испытывал к Фернану ненависти. Ненависть умерла раньше, чем подмастерье дамы со шпагой.
— Дай воды.
— Где мы? До города далеко?
— Это... Жженый Покляпец. Бывший. Часов пять... до Бадандена.
Зубами вытащив пробку, Джеймс приложил горлышко долбленки к губам человека, которого только что убил. Черты Фернана менялись с каждым глотком. Сквозь личину Лысого Гения проступало настоящее лицо парня. А рядом, шурша кублом змей, оплывал струйками песка бархан с тем же рябым ликом.
Напившись, Фернан долго молчал. Его лицо кривилось от боли, но он не отрывал взгляда от Джеймса. Словно силился что-то высмотреть, узнать и умереть спокойно.
— Добей, — прохрипел он наконец.
— Нет.
— Хочешь, чтоб я помучился?
— Нет. Я не палач. Извини.
И не удержался — спросил:
— Зачем? Зачем вы это делаете?
— Зачем?.. — сухо вздохнул песок.
* * *
Рассказ Фернана Бошени, правдивый, как большинство рассказов умирающих; но почему близость к смерти — это близость к правде, не ответит самый искушенный философ