— Что?! — Хирург захлопал глазами.
Насчет передатчика даже я усомнилась, это уже явный поклеп.
— Вы виноваты! — сменила объект ненависти «селедка». — Вы собрали всех калек и убогих, вы! И теперь они выживут, а мы сдохнем...
Внезапно крыльцо расчистилось. Повар с группой поддержки отступил в глубину здания. Ой, родное сердце, мне эта перестановочка совсем не понравилась. При умелой организации обороны он нас еще месяц мог бы там парить...
Белкин покачал головой и направился к раненой девице. Та забилась в истерике, ребенок заорал вместе с ней.
— Я только перевяжу вас...
— А ведь Люська права, — гоготнул Жан. Он добежал до левого угла здания, затем до правого и встал с карабином за косяком. — Кирилл, гадом буду, Люська права. Они больше нас жрут, болящие твои, пердуны старые!
— Они тоже люди! — сумрачно возразил Белкин.
— Док, но если не кормить нас, то кто защитит ваших рахитов? Кому они вообще нужны? — резонно предположил Григорий. — Надо кормить в первую голову крепких мужиков, тогда и людоедства не будет...
— Нам хватило бы воды, — увлеченно шипела «селедочка». — Хватило бы, если бы не ваши долбаные игры в гуманизм!
— Пошли? — Комаров помахал Грише.
— У меня патронов — йок!
— Не бросай ружье, добудем в Полянах патроны!
Эй, депутат, прикрой справа! Кирилл, подбери все целые канистры!
— Я зайду, — ровно и уверенно сообщил Комаров.
Он первый провалился в темноту, и ничего не случилось. Уцелевшие войска противника отступили к своей святыне. Мы потащились за сержантом. Внутри было весело.
Сразу за дверью открывался широкий холл, в конце его распахнутая дверь, размером с грузовые ворота, вела в обеденный зал. Всю заднюю стену занимало роскошное мозаичное панно на тему счастливого советского детства. По левую руку в холле тянулись два окна в многочисленных пробоинах. Стулья, покрытые рваным кожезаменителем, с торчащим поролоном, составляли сложные узоры на разбитом полу. Под ближним окном, раскинув руки, в позе морской звезды, валялся грузин. Его ружье так и торчало в щели между досок. Над телом грузина, повторяя нашу тыловую картинку, причитала грузная русская женщина с длинной косой. На нас она даже не обернулась, раскачивалась и быстро шептала. Потом нам встретился еще один тяжелораненый, почти труп. Очевидно, его догнала шальная пуля уже внутри здания, раздробила спину и вышла наружу. Парень смотрел на нас выпученными глазами, брызгал слюной, но так ничего связного и не произнес.
— Позвоночник, — поднял глаза Белкин. — Надо его обездвижить, но я не уверен...
— Доктор, некогда, — Григорий почти насильно оттащил Белкина от раненого. — Скоро стекло, а здесь нет подвала!