Слева раздался треск. Опора вместе с проводами наполовину погрузилась в бетонную трубу.
— Они раньше нас догадались, и птицы, и все... — Саша-Нильс говорил со мной таким тоном, как будто я с ним спорил. Он как будто доказывал мне что-то. — Понял, мужик?! Все догадались и слиняли, даже тупые коровы...
Даже тупые коровы, про себя повторил я. Теперь я убедился, что оба милиционера — они не уголовники, но оба чокнулись. И я вместе с ними. И бежать уже поздно, потому что мрак вокруг, только ноги сломаешь, да?
— Про что догадались, про затмение?
— Про какое затмение?
Я так внимательно на него посмотрел. Может, думаю, он шутит так? В двух шагах ничего не видно, птицы затихли, это же дураку понятно, что затмение, Редкое явление такое, в школе рассказывали, да?
— Слушай, сержант, может, на трассу пойдем? — осторожно предложил я. — Ты там корочки покажешь, любая машина до милиции довезет.
— Мужик, тебя как зовут? — спросил Саша-Нильс. — Муслим...
Он ко мне вплотную подошел, потому что совсем темно стало, Комара глупого вообще не видно.
— А некуда назад ехать, Муслим. Мы пробовали, веришь? — Саша-Нильс засмеялся нехорошо и сплюнул. — Нету там больше трассы, Муслим. Мы сейчас с тобой поднимем Генку и попробуем пешочком обойти... Левее возьмем, как считаешь?
Похоже, сержанта мой паспорт уже не интересовал.
— А что... что там есть? — спросил я и снова не услышал собственный голос.
— А может быть, трасса на месте, но там стекло, — медленно сказал сержант. — Мы вернулись, веришь? Вернулись и уперлись в стекло...
— В стекло? — Я незаметно так отступил.
— Угу... — Он покивал в темноте. — Там только отражение и мертвый Гоблин.
СЛУЧАЕТСЯ, ЧТО ДЕВОЧКИ
БЫВАЮТ ОЧЕНЬ ГРУБЫМИ...
Сегодня утром вода превратилась в камень.
Сегодня утром воздушный шарик откусил голову Ребенку.
Когда я это увидела, я поняла, что есть вещи пострашнее уродства.
Пострашнее, чем то, что меня убивает всю жизнь.
До тринадцати лет я психовала, но вполсилы. То есть все не так. Я переживала, и очень сильно, но о всяких глупостях. Например, я плакала оттого, что на Восьмое марта можно не ждать подарков от одноклассников.
Оттого, что стыдно раздеться на пляже.
Оттого, что ни один мальчик не пригласит меня танцевать. Наверное, до тринадцати лет я выплакала все слезы. Бабушка несла всякую чушь вроде призывов не рождаться красивой. Сама она в юности была феерической принцессой, я видела фотографии, и видела на этих фотографиях шлейф феерических мужчин, скрасивших бабушкину тоскливую юность. Ведь, судя по русской пословице, ее юность должна была быть полной отчаяния и невзгод.