Но помимо пистолета еще кое-что резануло мне по глазам, несмотря. Прыщавое, измазанное в грязи лицо сержанта распухло и заметно скривилось набок.
Я выглянул из-за плеча «спортсмена» и сразу понял, почему. До боковой калитки пионерлагеря оставалось всего ничего. Дверцу и замок сорвали еще утром, но... Впереди образовалось препятствие, которое никто не желал преодолеть первым. Поперек рваного полужидкого асфальта блестели три люка. Они отражали вращение звезд, как мутные зеркала. Поверхность люков слегка колыхалась, рябила, или мне это только казалось. Возможно, рябило у меня в глазах; лоб потел, я не успевал смахивать капли.
Безусловно, люков было гораздо больше, чем три, но остальные народились за высокой каменной изгородью, на территории лагеря. Как они размножаются: подземной грибницей, перелетными спорами или иным способом, — мы так и не узнали, Они возникают сразу двумя шеренгами, растут из крохотных черных пятнышек, и... И больше нечего добавить, впрочем.
До этой ночи они не нападали.
Пацаненок их верно обозвал недозрелыми цыплятами, а мы не уловили. Цыплята, в смысле, что не вовремя вылупились, на холод. Никого не трогали, и вдруг...
А ведь Дед мне уши прожужжал о своих приключениях в лесу. Я знал, что люки нарождаются, как грибница, двумя почти параллельными шеренгами, но впервые видел их так близко. Что бы это ни было, растение или животное, оно нагло пробралось на территорию поселка.
В авангарде растерянно обсуждали препятствие.
— Что за хрень?..
— Обойдем огородами?..
Комаров поводил фонариком; рассеянный луч выхватил рябь посреди неподвижной пересохшей аллеи.
Комаров увел было луч в сторону, но спохватился. Он немыслимо тормозил, этот мент, немыслимо. Не хотел бы я с ним попасть в одну бригаду! То самое, о чем вполголоса предупреждал второй сержант, светлоголовый Саша. Комаров раньше был заводилой, бугром неофициальным, а потом увидел отрезанные ноги напарника, и... Порой в Комарове просыпалось прежнее, но не надолго.
— Булькает, — сказал Комаров.
— Булькает, — согласился я. — Как овсянка густая...
Я уже различал не только силуэты фигур, но и выражения лиц. Бородатое ярило упорно шло на очередной забег.
— Все теперь, хана! — распинался несуразный Яцко, — Полезут по подвалам! Как тогда выкуривать?
— Да все, кранты нам! Это биология, я вам точно...
— Некогда рассуждать, граждане! — воспрял Мартынюк. Тряся щеками, он выбрался на асфальт, и тут же, охнув, спрыгнул обратно на обочину. Каблуки его модных штиблет дымились, в асфальте остались вмятины. — Вот беда... Товарищи, там полно места. Кинем доску между... и проберемся.