— Вот и я говорю, товарищ сержант! — возбудился, поникший было, Мартынюк.
— Сержант, ты для чего позади остался? — Жан стал у милиционера на пути. — Ты нам жопу прикрывать остался
— Родное сердце, вынь пукалку и следи за небом, — подключилась Тамара. Кажется, она воспринимала Комарова как надоедливого гаишника, не более того.
Они упорно не хотели замечать, что пукалка заряжена.
— Я тебе сейчас выну и вставлю, — хмуро пообещал Комаров, поднимая пистолет.
— А кишки не порвутся, орелик? — Жан блеснул в темноте коронками.
— Тебе нравится — ты и жги! — упирался Комаров.
— А может, мы не хотим, чтобы эта дрянь у нас за спиной была! — выступила вперед Тамара. — Тебе, служивый, наплевать, а нам — нет. Это наш поселок!
— Э, ребята, прекратите, — ввинтился между ними водолаз Григорий. Судя по тяжелому, прерывистому дыханию, парень был на грани. Гипертоник, скорее всего, бедняга. Я сам не успевал облизывать губы; кажется, ночами становилось еще жарче.
— Ему было сказано следить за небом, — уперлась Маркеловна. — Он нас всех угробит, лимита несчастная!
— Кто лимита? — двинулся вперед Комаров, но натолкнулся на дуло карабина.
— Сержант, я тебя как человека прошу, — почти нежно начал Жан. — Следи за крышами, будь ласков.
— Да кто вы такой, чтобы здесь командовать? — зашипел из канавы депутат. — Я вам, со своей стороны, обещаю — как только доберусь до связи, вами займутся...
— Компэтэнтные органы, ты хотел сказать? — перебила его директорша. — Смотри, как бы тобой похоронная команда не занялась!
— Если вы будете ругаться, мы никогда не дойдем! — взвыла жена второго «спортсмена».
— Эй, плесень растет! — крикнул «спортсмен» номер один.
Комаров набычился, оценивая противников. Затем медленно сплюнул под ноги и вернулся в хвост колонны, то есть мне за спину.
— Я посмотрю за небом, но один не могу, — пожаловался Григорий. Он пощупал прутья решетки, тянущейся вдоль аллейки, прислонился к ним спиной, упер приклад в колено. За прутьями голым белесым пятном выделялся чей-то пустой бассейн, дальше рябила кирпичная кладка гаража. Столовую лагеря отсюда не было видно, и прекрасно. Я намеревался попросить у Комарова, чтобы он еще разок включил фонарь, уж очень подозрительно чавкнуло в дальнем люке. Раньше они вели себя тихо. Я намеревался, но не попросил, как всегда прогнулся в реверансе перед быдлом.
Кстати, до дальнего люка было метров пятнадцать, но точно в темноте не вычислить. Дальнейшее показало, что пятнадцать метров — не предел.
Когда они голодны.
— На палку давай раструб привяжем! Не суйся вплотную!