На небоскребе в центре города два джентльмена наблюдали эту сцену на экране монитора. Их видеокамера висела в воздухе недалеко от моста.
— Вы знаете, а он, похоже, нас все-таки надул. Попробуй, сыщи его в такой мутной воде.
— Ловить рыбу в мутной воде — ваша профессия. Не так ли?
— Но не в такой загаженной, как вода залива. Ладно, придется смириться с поражением. И вот что, когда девочка успокоится, с ней надо ласково побеседовать. Возможно, она что-то все-таки узнала о нем. И вообще, интересная девочка. Похоже, за билет на Колыму с видом на жительство она на многое согласна.
— Ну это типично.
— Конечно, но не у всех американских девочек, мечтающих эмигрировать в Союз, есть нужные нам знакомые.
Придя в себя, Лайза ответила на незатейливые вопросы полиции и понуро отправилась домой. Войдя в небольшой парк, где ее закрывала листва, девчонка вдруг изменила маршрут, свернув на соседнюю улицу к офису почты. Там она зашла в кабину закрытой связи и набрала: Абонент fdg5570723, копия aah000382: «Все ОК. Еще одна капля на твою мельницу. Сигнал с видеокамеры шел из офиса 23490. Люблю. Соскучилась».
19 июля.
Черниговская земля.
Павел, Ирочка.
«Человек, воюющий с миром за свою свободу, срывается в одиночество. Разрушая сковавшие его живые связи, он попадает в сети мертвых. Лелея и холя собственную уникальность, он незаметно для себя становится удобным объектом манипуляций. Ибо легче всего манипулировать крайностями — восторженной толпой или раздробленной массой одиночек. Уникальность — в неповторимости связей с миром. Истинная свобода — погружение в мир со всеми его недостатками. Свободный человек чувствует почву под ногами, чувствует поток событий и идет навстречу им. И тогда он получает возможность выбрать возможное, а не мечтать о выборе».
— «Отжившие бредни бренного мира», — как говорила Софья Петровна. Еще Бакунин писал, что свобода не может быть ограничена. Или она есть, или ее уж нет, — Павел сладко потянулся в мешке и провел носом по своей любимой ложбинке под Ирочкиной ключицей. — И вообще, когда тебе надоест будить меня всяческим электронным мусором? До подъема еще десять минут.
— Вот и протрешь глаза за эти минуты. А то вылезаешь из палатки, как суслик. Перед соратниками не стыдно?
— Стыдно, стыдно, — и отец Павел, как звали его «соратники», еще глубже зарылся в неровности Ирочкиного тела, вызывая своими движениями ее хохоток и повизгивания — боевая подруга боялась щекотки.
— Нет, ты послушай, это модная вещица! Ее сейчас все читают... Ой-й. Ну что ты там забыл? Старый крот, вот ты кто. Маркса начитался, и туда же — все роешь... Вот: «Неограниченная свобода — всегда миф, мираж, виртуальная мечта завороженного своей индивидуальностью сознания».