Но ей не хотелось думать о Кристи, да и об Уэстоне тоже, если на то пошло. В эту минуту она думала только о себе. Браслет с талисманом был у нее на руке и позвякивал при каждом движении. Браслет подарила ей Кендалл, а значит, она любит ее! Эта мысль дарила Пейдж ощущение покоя, как и пистолет у нее в сумочке. Она даже улыбнулась сама себе. Пейдж подавила улыбку. Вот бы переполошились все посетители кафе, узнав, что у нее в сумочке пистолет!
С тех самых пор, как Кендалл намекнула, что хотела бы видеть Клер мертвой, Пейдж стала считать устранение соперницы своей персональной миссией. Но она не такая дура, чтобы просто взять и застрелить одну из дочерей Холланда: полиция тут же обо всем узнает. И вообще, она вовсе не была уверена, что сумеет кого-нибудь застрелить. Замышлять убийство – это одно дело, а вот действительно убить – это совсем другое. Если у нее есть пистолет, это еще не значит, что она способна нажать на курок. Но, может, ей удастся немного припугнуть Клер, заставить ее отступить? А еще лучше – припугнуть Харли. Кстати, это было бы гораздо проще.
Пейдж оставила мелочь на прилавке и вышла из прохладного помещения на улицу, где ярко светило солнце, а бодрящие запахи морской соли и водорослей перекрывали удушливую вонь выхлопных газов. Пейдж сама не знала, почему ей взбрело в голову взять с собой пистолет в этот день, но ей не хотелось рисковать и оставлять его дома. Если мать хватится, она перероет все, а Пейдж передергивало при одной мысли о том, как она будет объяснять, зачем ей вообще понадобился пистолет.
Микки Таггерт вообще страшно ревниво относилась к своим вещам. Как-то раз она застала Пейдж на чердаке за игрой в переодевание – девочка напялила ее старую комбинацию и туфли на высоких каблуках. Микки подняла такой шум, будто ее ограбили дочиста. Она закатила дочери оплеуху, велела ей впредь никогда не прикасаться к ее вещам, забрала всю одежду и оставила ее, голую, на чердаке. Бедной Пейдж пришлось отыскать старую, пахнущую затхлостью простыню и завернуться в нее. Только после этого она решилась спуститься и вернулась, вся в слезах, в свою комнату. Больше об этом случае в семье не говорили, но воспоминание о пощечине и пережитом унижении преследовало Пейдж до сих пор.
Она миновала книжный магазин, лавку антиквара и художественную галерею, когда вдруг увидела Клер на прогулочной дорожке, тянущейся вдоль пляжа. Она стояла возле невысокой каменной стенки, которая отделяла дорожку от полосы прибрежного песка. Вид у нее был явно смущенный, она притворялась, что ей дела нет до парня, сидевшего верхом на огромном серебристо-черном мотоцикле. Пейдж при всем желании не смогла бы вспомнить, как его зовут, но твердо знала, что уже видела его раньше. Выглядел он довольно круто и, как ни странно, смотрел на Клер так, будто она была единственной девушкой во всей вселенной.