Огонь в камине почти потух, лишь красные угольки то вспыхивали, то угасали, и герцогу казалось, что рыжеватые локоны Тары отливают золотом.
– Мне удалось сделать тебя хоть немного счастливой, любовь моя? – спросил он.
– Я так счастлива… что мне хочется… петь от радости.
– Ты такая милая, красивая, желанная, что я просто боюсь тебя потерять. Ты уверена, что любишь меня?
– Я хотела задать тебе тот же вопрос. Ведь ты такой красивый, важный и представительный, что мне даже не верится, что я твоя жена и принадлежу тебе безгранично.
– Ты моя. И я люблю в тебе все. Я не только любуюсь тобой, поскольку красивее женщины никогда не видел, но и восхищаюсь твоей добротой, умением все понять и относиться с сочувствием ко всем людям, будь это даже Килдонноны.
– Разве ты забыл… – начала было Тара, но осеклась, сообразив, что герцог просто ее дразнит. Он еще крепче обнял ее.
– Мы должны объединить наши кланы, – решительно проговорил он. – Ты права, абсолютно права: между нашими народами не должно быть больше войн, междоусобной вражды и мести.
И, поцеловав ее, продолжал:
– Завтра же мы с тобой поедем к вождю Килдоннонов и расскажем ему, кто ты. Хотя я совершенно уверен, что он уже знает.
– Ему кто-то рассказал?
Герцог расхохотался.
– Неужели ты еще не поняла, радость моя, что в Шотландии новости распространяются с быстротой молнии? Никаких газет не нужно. Все становится известным, только-только успев произойти. Так что старший Килдоннон уже наверняка знает, что в жилах герцогини Аркрейджской течет его кровь.
– И твоя тоже, – быстро проговорила Тара. – Ведь я наполовину Маккрейг.
– Ты моя жена, и это единственное, что имеет значение, – заметил герцог. – Моя целиком и полностью, и я не собираюсь делить тебя ни с кем, к какому бы клану он ни принадлежал.
– Мне так хотелось бы… чтобы ты испытывал… подобное чувство. Неужели это… и в самом деле правда? То, что ты любишь меня, что я здесь, в замке, рядом с тобой?
И она порывисто вздохнула.
– Что, если… я проснусь и окажется… что это был волшебный сон, а на самом деле я нахожусь… в приюте… плачут дети… потому что, как всегда… всем не хватило еды… на завтрак?
Герцог прижал ее к себе так крепко, что стало трудно дышать.
– Это не сон, бесценная моя. Ты в моих объятиях, и никогда больше не будешь одна, и тебе не придется голодать.
И, поцеловав ее в глаза, продолжал:
– Мы сделаем твой приют образцом совершенства. Я всегда буду благодарить Бога за то, что он есть и что принадлежит нашей семье, иначе я никогда бы не нашел тебя.
– А что, если… меня бы отдали… в услужение… когда мне исполнилось двенадцать? – прошептала Тара.