— Я понимаю, мэтр, — смиренно отозвался дхусс, явно не желая затевать очередной спор.
— Ты прав, — вдохновившись, алхимик принялся вещать, словно находясь на вожделенной кафедре Таурмагического университета. — Действительно, взять на мушку старый храм куда проще, чем какую-нибудь рощу или там холм. Но если я честно признаю, что нынешний паттерн проявлений Гнили действительно не согласуется с общепризнанной теорией, то вот наличие сверхсущности, способной управлять этим процессом…
— Доктор, во имя всего святого! — взмолились разом и сидха, и Гончая. Взмолились — и осеклись, обе уставившись друг на друга, словно в растерянности.
— Некому в нас целиться, — непререкаемо заявил алхимик. — Я готов рассмотреть даже такие нетривиальные и оппортунистические теории, как повышенное сродство кого-то из нас к Гнили, притягивающее к нам зародыши протопустул, но «прицельная стрельба»… нет, нет, совершенно невозможно!
— Не будем терять времени зря, мэтр, — сквозь зубы проговорил дхусс. — Вы хотели задействовать заклятья поиска. Не смеем вам мешать. Нэисс, Стайни, мэтр Кройон! Отойдём.
Алхимик обиженно поджал губы и раскрыл заплечный мешок, заботливо сберегавшийся всю дорогу.
Да, мэтр Ксарбирус не зря называл себя «лёгким на подъём». Прочный, но нетяжёлый короб с несколькими замками на длинных штифтах, крышка откинута, внутри — выстроившееся в строгом порядке многоцветье пузырьков и склянок. Гнёзда заботливо обиты бархатом на вате, горлышки закреплены специальными зажимами.
— Костёр, — не поворачивая головы, бросил алхимик.
Кройон первым бросился собирать хворост.
Вскоре на скалах, выставивших старые серые зубы из зелёного ковра, уже жарко и весело плясало пламя, кипел небольшой, на три кружки, котелок. И мэтр Ксарбирус, сосредоточенно высунув язык, помешивал варево специальным черпаком, сплошь покрытым не понятными никому символами. Это совершенно не походило на заклятье поиска, использованное Тёрном, когда дхусс искал големов Навсиная в окружавших Семме лесах.
Ксарбирус использовал классические методы: инкантацию в сочетании с рассеянным действием испаряющихся эликсиров, испускающих таким образом запечатанную в них составителем силу. Поднимавшийся над котелком пар всё густел, окрашиваясь во все цвета радуги, но исключительно с примесью серого. Голос Ксарбируса тоже удивил шириной диапазона: от писка придавленного мешарика до баса, коим не побрезговал бы и сам Левиафан Рыкающий (в отличие от Морского Змея, отличавшегося немотой).
Высокоучёный доктор возился долго, пока не прогорел костёр и не подёрнулись серым последние дышавшие угли.