Швиль сидел, совершенно озадаченный, каждый, кто выступал на маленькой эстраде, был действительно подлинным артистом. Курт чувствовал странное волнение. «Так вот как выглядят «Бесстрашные», – думал он. Он совсем иначе представлял себе этих людей: со сжатыми кулаками, следами шрамов, с низкими лбами и сильными бицепсами. И что же вместо этого? Изысканное, культурное общество, в котором он бмл далеко не из первых.
– Вы в плохом настроении, милый друг? – услышал он около себя мягкий баритон. Это был господин, которого представили ему, как профессора Рубелли, человек с добрыми глазами и короткой, уже поседевшей бородкой.
– О нет, профессор, я не в плохом настроении, но мне все здесь так ново, большое поле для наблюдений…
– Надеюсь, что результаты этих наблюдений благоприятны для нас?
– Разумеется, господин профессор, – искренне ответил Швиль, – но не хотите ли вы присесть за мой столик?
– С удовольствием.
– Вы постоянно живете в Генуе? – спросил Швиль.
Профессор смутился.
– Я могу объяснить ваш вопрос только тем, мой милый друг, что вы, по-видимому, еще не вполне посвящены в сущность «Бесстрашных». У нас не принято спрашивать, откуда человек, и куда он направляется. Об этом может знать только наша дорогая Марлен. Вы не сердитесь на меня? – поспешил он прибавить, чтобы смягчить свой отрицательный ответ.
– Разумеется, нет, я и не ожидал на мой вопрос подробного ответа, – успокоил его Швиль. Вскоре профессор ушел от него к другим гостям, а за столиком Швиля очутились новые люди, считавшие своей обязанностью составить компанию новичку: но Швиль остерегался теперь затронуть каким-нибудь образом тайны «Бесстрашных». Мужчины, разговаривавшие с ним, также не заводили разговора о его бегстве из тюрьмы и обстоятельствах, приведших его к этому. Они мило болтали о разных вещах, о последних новостях литературы и музыки. Только теперь Швиль заметил, как он отстал от всего за время своего заключения. Ему доставляло большое удовольствие разговаривать с ними. Единственное, что огорчало его, было то, что он надеялся встретить здесь Элли Бауэр, но, очевидно, она не принадлежала к избранным, или… или старуха сказала ему правду. Может быть, безжизненное тело Элли лежало где-нибудь на дне канала или в земле за городом? Он бросил взгляд на одного из присутствующих, потом на другого: «Нет, – решительно сказал он самому себе, – люди с такими лицами, с таким умом не могли убить девушку только потому, что она хотела помочь несчастному. Но что они делают здесь в таком случае? У Марлен? Почему они так почтительно склоняются перед ней?».