Она охотно опустилась в кресло и начала рассказывать. Правда, сначала немного пококетничала, притворившись на этот раз несмышленой девочкой.
– Что вы желаете знать, монсеньор?
– Все. Ты любопытное существо, которое меня заинтересовало.
– А что я получу взамен за исповедь? Вы мне поможете?
– Это зависит от того, что ты мне расскажешь, и от размера твоих… пожеланий, выраженных в цифрах.
– Они не так уж велики, уверяю вас. Вы англичанин, а все англичане богаты.
Шелдон Харкорт расхохотался и подлил себе в бокал коньяку. Затем взял стул и переместился поближе к своей гостье.
– Пока лишь не я, а ты подвергаешь меня допросу, словно в суде. Отвечу только на один вопрос утвердительно – да, я англичанин. Но я не очень-то знатен. Мой титул придуман месье Дессином, величающим меня милордом, потому что я щедро плачу и не обращаю внимания на некоторые неточности в подаваемых мне счетах. Это обременительно и опустошает кошелек, но что поделаешь?
– Черт побери! Вы сказали мне правду?
– Как на духу, – насмешливо отозвался Шелдон. – В основном я живу в долг. А в Англию возвращаюсь потому, что революционеры отрубили головы всем, у кого я мог прежде занимать деньги.
– Какая досада!
– Теперь твоя очередь исповедоваться. Я выложил все, что у меня на душе. Будь так же искренна.
– Разумеется, я не замужем, – призналась девушка, приняв удобную позу для длительных словоизлияний о своем прошлом. – Но мне очень хотелось очутиться в Лондоне со свитой – негритенком Бобо и такой вышколенной служанкой, как Франсина.
– А супругов де ла Тур ты действительно знала?
Последовало краткое замешательство, как будто она перебирала в уме разные варианты ответа.
– Мы с мамочкой жили в деревне по соседству от них. Мы пользовались покровительством графа.
– Почему?
– Мой истинный папаша – герцог де Валенс. Мама любила его, а он… любил мою маму. Но он был женат еще задолго до их встречи на скучной женщине, которая предпочитала постели церковь и общество мужчин в рясах.
– Значит, ты дитя любви?
Вопрос был задан впустую. По ее очаровательной мордашке и… прочему все и так было ясно. И по каждому изгибу ее тела, по каждому жесту.
– Герцог… погиб в Париже в августе. – Она шмыгнула носом.
Несомненно, «великая» августовская резня повлияла на ее судьбу весьма отрицательно.
– Он был из тех тысячи двухсот аристократов, кого нанизали на пики, а потом чуть не сожрали, как жаркое под соусом, – показал свою осведомленность Шелдон. – Но еще там также поджарилось с полдюжины епископов. Мамочка не смогла пережить его ужасной кончины, – донесся до Шелдона голосок рыдающей девицы. – Она буквально таяла на глазах и вскоре… умерла.