– Нет, ничуть! – горячо заверила она себя теперь, когда добралась до своей комнаты и, не зажигая свечи, бросилась на кровать. И я нисколечко не похожа на Дайну Карн, которая расточает свои милости любому самцу, который кружит возле нее, независимо от того, красив он, как сам сатана, или нет!
Повернувшись на бок, она зарылась лицом в подушку. Но сон еще долго не шел к ней.
Наступило утро, и солнце поднялось из-за горизонта, чтобы коснуться края неба, нежного и сверкающего, как жемчужина. На заднем дворе громко закукарекал петух, а с поля по ту сторону дороги долетело блеяние овец. В дальнем крыле гостиницы заскрипели, захлопали ставни – это поднялась миссис Карн, позволявшая себе по утрам подольше поспать. Ее муж, повара и судомойки уже несколько часов были на ногах, так же как и старшие дети. А вот Геркуль Грей, легкомысленно засидевшийся накануне в пивной, еще лежал с закрытыми глазами в постели, превозмогая отчаянную боль в голове и желудке, не поддаваясь нетерпеливым призывам сестры поскорее встать и одеться.
– Еще толком не рассвело, Таун, – жалобно произнес он, пряча голову под одеяло. – Приходи через час, а еще лучше через два.
Но Таунсенд снова сдернула с него одеяло.
– Я же тебе вчера предупреждала, что надо пораньше вернуться домой.
Геркуль, не открывая глаз, что-то проворчал, а Таунсенд недовольно прикусила губу и, расстроенная, обвела комнату взглядом. Ей не терпелось уехать – прежде чем Дайна Карн подаст постояльцам гостиницы завтрак в столовой. Боялась встретить на лестнице кого-то знакомого...
– Геркуль! – потянула она брата за руку. Рука безвольно упала.
– М-м?
Сердито сдвинув брови, Таунсенд схватила с ночного столика кувшин с водой и выплеснула его на голую спину брата. Воды было немного, но она была холодная, Геркуль охнул и отскочил в дальний угол кровати, откуда, часто моргая, изумленно таращил на сестру глаза.
– А теперь будь любезен одеться, – невозмутимо произнесла она.
– Ничего не поделаешь... – согласился он, потянулся за полотенцем и принялся вытирать голову, опасливо поглядывая на нее. Волосы у него торчали кверху, как мокрая, жесткая половая щетка. – И все это, – добавил он чуть погодя, – только ради того, чтобы не опоздать на примерку!
Тем временем в комнате под ними герцогиня Войн сидела у окна, под которым красовались клумбы с красными тюльпанами, розовыми и желтыми примулами и темно-лиловыми анютиными глазками. Однако их прелесть оставляла герцогиню равнодушной, потому что она тоже провела беспокойную ночь. Жесткие морщины пролегли по обе стороны ее рта, а руки, лежавшие на подлокотниках кресла, неудержимо дрожали. Ее терзала сильная боль, но она желала скрыть это ото всех. Впрочем, от Берты это, должно быть, не укрылось, судя по шуму, который она подняла, когда герцогиня настояла на том, чтобы ждать прихода врача не в кровати, а в кресле. Одно дело узкая койка в тесной каюте, – утверждала герцогиня, – а здесь ничто не может служить извинением дурным манерам.