«А почему бы…» — мелькнула у меня дерзкая мысль, и я, улыбнувшись одним углом рта, решительно остановился посреди станции «Площадь Восстания». Я собрался в комок внутри, прикрыл глаза, выдохнул и остановил дыхание. Быстро пробежал по всему телу вниманием, собирая малейшие излишки сил, оставляя только минимум, чтобы поддерживать тело в вертикальном положении, а сердце в автономном режиме. Чувствительность тела к внешней информации сразу обострилась до предела. И я вызвал свою Личную Форму, слился с ней внутри, а затем вобрал в нее окружающее. Камбала слилась с дном. Но чтобы достигнуть полного равновесия, мне нужно было на мгновение стать качественно равным тому, что меня окружало. И я на мгновение выпустил до конца из себя воздух, сделав прием брюшного замка, и… остановил на секунду сердце. Всего секунда. Человек за секунду успевает сказать «двадцать один». Но какой это простор для собранной в наточенную иглу мысли. Я выбрал эскалатор перехода на станцию «Маяковская» и… стал им. А затем сердце опять ударило и пошло. Эскалатор встал.
«Смог» — спокойно заметил я. — «Ну? Кто последний?»
Последний по этому эскалатору спускался грузный дядька в засаленном пиджаке и с такой же засаленной лысиной.
«Мда…» — вздохнул я, чувствуя, что легкие вспоминают, как дышать, — «ну, ладно, могло быть и хуже!». И засмеялся, вспомнив об одном приятеле.
Был у меня один знакомый из Карелии, здоровый малый, и все на оптимизме. Пил много и подолгу, но не грустил, а буянил. По причине внушительных размеров и всем известной буйности его оставляли спать обычно там, где заснул. Будить никто не решался. Город был небольшой, во всех ресторанах и кабаках его знали, так и оставляли его спящим до утра, сидя на стуле лицом в тарелку. И приятель этот однажды мне сказал под мое плохое настроение: «Ерунда! Бывает хуже: очнешься в луже — и пить охота!» Эту мудрость я хранил в себе на почетном месте и не раз доставал из тайников памяти, и всегда действовало безотказно вместе с приложенным файлом «улыбающаяся и довольная жизнью счастливая и пьяная физиономия Кости». Так его звали.
«Очки, дядя!» — полоснул я, и грузный субъект смахнул с носа очки. В тот момент, когда стекла очков соприкоснулись со ступенями эскалатора, я втянул в себя воздух, прижав язык, открывая канал в теле для приема энергии, и щелкнул пальцами, завершив команду. «Дзинь!» — коротко брякнули стекла и рассыпались. Я чувствовал нарастание враждебности со стороны преследователя, но нужно было выждать. Время в этой партии я еще не взял на свою сторону. Дядька поохал, почертыхался, сунул оправу в карман и встал посреди зала, щурясь. Я незаметно качнул гравитацию рядом с ним.