— Мда… набежало… — буркнул я.
— Да уж, не каждый день фортуна перья разбрасывает, — отозвался стоящий рядом в толчее Игина.
— Мадам, говорят, капризная…
— Как и ее свита. Сейчас поглядим…
Было несколько непривычно видеть столько народу сразу. Тем более, что все столпились на балконах и террасах, и меня несколько пугала ненадежность архитектуры за древностью последней. Я поежился. Воздух становился сухим, почти острым.
— Тут и поперхнуться можно — начал я…
— Гляди! — толкнул меня справа Рой, — вот они!
Усиливающийся гул голосов прокатился волной по головам встречающих. Я увидел три прозрачных тоннеля, как бы повисших в воздухе над Замком. Они были еле видны, и совершенная их прозрачность не позволяла точно определить их количество.
— Три.
— Нет… пять, вот там…выше…
— А вот еще два с краю…
Мы тыкали пальцами в высоту, считая тоннели. Было похоже, что они как бы текут от краев горизонта и обрываются над Замком.
В следующий миг все инстинктивно пригнулись, так как резкий шум распарываемого воздуха, усиленный эхом тоннельных стенок, практически оглушил нас. Что-то неуловимо быстрое, словно пуля, просвистело по одному из тоннелей и вывалилось из него прямо в воздух над нашими головами. Затем это что-то, подобное клубку или шару, развернулось во все стороны, и я… остолбенел. С роду не видел я такой красоты! Распластав в стороны широченные крылья, изогнув вниз шею, на нас смотрело настоящее чудо. Крылья у нее были очень широкие на первый взгляд, но потом я рассмотрел, что это были несколько рядов крыльев, располагающихся один над другим по уменьшению к спине, разворачивающихся в воздухе на манер веера в момент зависания Птицы, и складывающихся в узкие полоски «одно в другое» при набирании скорости. Из хвостового оперения лениво свисали три нервно подергивающихся жгута, напоминающих хвост то ли гигантской обезьяны, то ли огромной мыши. Но самое главное… лицо. По-другому это было не назвать, ибо столько царственности было в нем, что поневоле хотелось согнуться в поклоне. Глаза ее действовали на меня, как змея на маленькую птичку, и напоминали собой полоску ртути, горизонтально застывшую во льду. Размах ее крыльев в воздухе был около двадцати шагов. Мы все аж присели, когда эта сверкающая громадина, переливаясь по телу всеми оттенками синего цвета, буквально рухнула нам на головы.
Конечно, нам нельзя было уж совсем пасовать, ведь для Ученика было бы позорно проявлять наружу такие низменные эмоции, как страх. Но внутри я и рядом стоящие товарищи, очевидно, были сейчас в состоянии молитвы, в которой все слова были о возможном продолжении жизни.