– Послушай, Радал. Даже если бы я хотел вернуть тебя домой – мне не позволят это сделать. Сами Сэфес не позволят. Я знаю, тебе трудно здесь, но потерпи еще немного, скоро пойдет большой лайнер на Терру – там ты отвлечешься, тебе станет легче. Хочешь жить у этого поля с цветами? Все настоящее, ты сможешь там поселиться.
Радал прислонился лбом к стеклу окна. Солнце уже почти село, в небе зажглись первые звезды – тусклые по сравнению с пылающим огнями городом.
– Здесь хотя бы ты есть, – сказал он. – А там и тебя не будет.
– А ты хочешь меня видеть? – искренне удивился Рауль.
– Ну, – неуверенно сказал Радал, – ты, понимаешь… Как бы это сказать… Ты похож на нашего… А больше здесь никого такого нет.
Рауль усмехнулся поневоле. Вот оно даже как.
– Мы все равно не сможем часто видеться, – сказал он. – Я же занят постоянно. А говорить можно и по связи. Зато там природа, леса, реки. У тебя на родине ведь есть лес?
– Есть. И река есть. Мы в ней купались часто.
– Вот видишь. И там у тебя тоже друзья появятся. Я не утешаю тебя, Радал, но время все лечит.
– Тебе легко говорить. Тебя бы так.
Рауль промолчал.
– Ладно, – сказал он, наконец. – Я знаю, что ты сегодня весь день провел в лабораториях Клео. И знаю, что приятного в этом было немного. Обследования закончились, больше в тебе никто не будет копаться. Ложись-ка спать. И постарайся больше не избегать остальных. У тебя вся жизнь впереди, не стоит хоронить себя заживо. Хорошо?
Радал с сомнением посмотрел на Рауля. Потом поднялся и кивнул.
– Похоронить я себя не позволю. И не надейся.
В своей комнате, оставшись в одиночестве, мальчик снова подошел к окну и посмотрел на незнакомый город внизу. Свой-чужой. То, что надо. А видеться можно и нечасто, какая разница?
Он поднял глаза и посмотрел на блеклые точки звезд, мучнистой пылью рассыпанных над куполом, закрывающим город.
На самом краю его сознания мелькнула и тут же исчезла едва заметная белая тень.
Но в этот раз Радал ее просто не заметил.
***
Полуразрушенный дом на морском берегу. Катер на площадке за домом. Ровный шум моря, еле слышный летний ветер, в вечернем небе над головой перышки облаков.
В эту комнату они никого не пускали. Вообще никого. Да и не знал, наверное, никто, что она существует, эта комната.
Вернее, не комната, а маленький домашний храм.
Алтарь со скромным иконостасом, иконы для которого Пятый собирал вторую сотню лет, две стеклянные лампады, которые Лин очень давно сделал сам. Молитвослов на подставке.
Пусть лучше никто не знает об этом, на самом деле. Кто они, в конце концов, такие, чтобы навязывать кому-то свою веру?..