– Я настаиваю на этом, – ответил граф твердо. – Но вы правы. Ваша сестра выглядит уставшей.
Он взял Паолину под руку.
– Позвольте мне проводить вас до гондолы, – сказал он. – Вам нужно как следует отдохнуть. Свадьба будет очень скромной, но прежде, чем она состоится, дож и его супруга должны совершить обряд обручения. Дож – мой родственник, и я уверен, что он не станет возражать против этой поспешности, вызванной предстоящим отъездом вашего брата.
Его слова едва проникали в сознание Паолины, однако они означали крушение ее последней надежды на то, что все это было не серьезно, но всего лишь сном, от которого она вскоре должна была пробудиться.
Когда Паолина снова оказалась в гондоле рядом с сэром Харвеем, она пыталась найти слова, чтобы все объяснить ему, сказать, что она не может пойти на такое и он не вправе требовать этого от нее. Но по тому, как натянуто он держался в ее присутствии, она поняла, что он не желал говорить с нею. Она взглянула мельком на его профиль, отчетливо вырисовывавшийся в стороне на фоне темного неба, и ее охватил страх, как будто он вдруг превратился в совершенно чужого для нее человека.
– Харвей... – прошептала она чуть слышно один раз. – Харвей...
Но он как будто не замечал ее.
Лодка причалила к ступенькам дворца, они пожелали спокойной ночи гондольерам, а Альберто ожидал у порога, чтобы впустить их. Он поднялся вместе с ними по лестнице й, когда они оказались в Большой галерее, задержался, стоя в стороне, хоти Паолина надеялась, что он уйдет и она сможет переговорить с сэром Харвеем наедине.
– Спокойной ночи, Паолина, – сказал сэр Харвей, и в тоне его голоса содержались одновременно предупреждение и приказ.
– Я должна поговорить с тобой, должна! – взмолилась она.
Но он приоткрыл дверь ее спальни и, словно подчинившись гипнотической силе его воли, Паолина нехотя вошла туда.
– Подожди! Умоляю тебя... пожалуйста...
– Доброй ночи, Паолина.
Сэр Харвей закрыл дверь. Она слышала, как он подозвал Альберто и направился через анфиладу к себе в спальню. Понимая, что он не стал бы ее слушать, что бы она ни пыталась предпринять, девушка бросилась на постель, заливаясь слезами.
Она плакала, как ей казалось, в течение долгих часов, потом наконец поднялась, сняла свое роскошное платье, разделась и вынула булавки из волос, отчего они пышными локонами упали на плечи. Тут она вспомнила, как сэр Харвей недавно целовал их, и почувствовала, что слезы снова заструились по ее щекам. Каким недолговечным оказалось ее счастье!
– Я люблю тебя, – прошептала она в темноту и затем скользнула в постель, где пролежала без сна, терзаемая горем и отчаянием, пока не забрезжил рассвет. Только тогда она, совершенно выбившись их сил, задремала. В семь часов утра ее разбудила Тереза, которая принесла с собой чашку бульона и рюмку вина.