Так проходила неделя за неделей. Я чувствовал, что постепенно схожу с ума. Никакого прогресса, полный ноль. В то же время – полное отсутствие очевидной патологии. Никаких «проблем». Может быть, я ни на что не гожусь? Вообще-то каждый психотерапевт время от времени начинает сомневаться в своей компетентности, но это совсем из другой оперы. Неужели я просто шарлатан?
– Фонтан? – донесся голос Нэнси сквозь шум воды. – Какой фонтан?
– Я фонтан! – рассмеялся я, сидя на унитазе и разглядывая ее силуэт сквозь пластиковую занавеску. – Фонтан без воды.
Она выключила душ и отдернула занавеску.
– Придумаешь тоже… – наверняка добавив про себя: «У этого человека полный бардак в голове, и что я только в нем нашла?» Я смотрел, как она вытирается мохнатым полотенцем, и думал, как близоруки мы в отношении собственных привычек, считая, что все делают то же самое. Вот она, к примеру, ставит ногу на борт ванны, чтобы вытереть, а я ни за что не стал бы. Но по крайней мере я не поднимаю из-за этого шум и не учу других, как себя вести. Нэнси вечно ходила за мной и что-нибудь поправляла. Когда я занимался домашней уборкой, она то переставляла книги на полке, то двигала стол или стул – чуть-чуть, как бы добавляя последний штрих. На концертах то и дело отпускала комментарии – сразу, не дожидаясь конца. «Фальшивит», – говорила она, скривив рот. Просто наслаждаться, не высказав немедленно своего мнения, для нее было немыслимо. «Мясо неплохое, но чуть-чуть…» Именно эта критическая отстраненность, бесстрастность, здравомыслие – называйте как хотите – и обрекла наш союз на неудачу.
Она была просто помешана на честности. Лезла на стенку от моей медлительности. «И ты еще говоришь об осознании реальности!» Постоянно прохаживалась по поводу моей плохой памяти. «Да нет же, все было не так!» Просто взвилась, когда узнала, что я разрешаю пациентам называть себя доктором. Мне-то было наплевать, как меня называют, лишь бы им было удобно, а она… «Ты же психолог, консультант по социальным проблемам! Совсем другой уровень!» Так и слышу ее голос: «Я просто говорю то, что думаю. Разве ты сам не восхищался моей честностью? Хочешь, чтобы я тебе врала?»
«Нет, – ответил бы я, – мне хочется, чтобы ты относилась ко мне снисходительно. Скажи, что мои методы выше всяких похвал, даже если погрешишь при этом против своей хваленой честности. Соври, черт побери, да, соври! Скажи, что я лучше всех! Что никто не ценит моей тотальности. Хотя бы раз похвали меня без всяких оговорок!»
Она не могла. Ее рассудительность могла свести с ума. Вот почему я влюбился в нее. И вот почему в конце концов дошел до того, что не мог находиться с ней в одной комнате.