После Большого каньона они отправились в Сан-Франциско, Санта-Барбару и Новый Орлеан. В Санта-Барбаре он начинает и за время пребывания в Америке создает «трактат» «О любви к животным», а также «Воспоминание» и, как всегда, занимается переработкой более ранних произведений, на сей раз пьесы «Беглая».
В «Воспоминании», посвященном собаке Крису, так же как и в «Лете» из романа «Темный цветок», отчетливо слышны нотки ностальгии, здесь он доставляет себе удовольствие, рассуждая о смысле жизни, который потерян для них с Адой. «Я пытаюсь написать «Воспоминание» о нашем любимом Крисе. По мере его создания оно значительно перерастает тему и уносит частичку меня самого и Ады. Мне хочется вложить в него что-то большое», – объясняет он Маргарет Моррис. Для явно сентиментального рассказа о собаке «Воспоминание» имело большой успех; Голсуорси сумел выразить сущность четвероногого существа, и даже для того, кто не любит собак, в этом повествовании есть определенная прелесть.
Джон и Ада необыкновенно любили животных; их преданность своим любимцам порою кажется чересчур сентиментальной и даже слащавой: «Если бессмертна душа человека, бессмертна и душа собаки. Если после смерти мы помним, кем были раньше, помнят и они. По-моему, ни один человек, жаждущий истины, не может с легкостью сказать, что ждет после смерти собак и людей – исчезнет их сознание или нет. Одно несомненно: мучиться над разрешением этой вечной загадки – ребячество. Что бы нас ни ожидало, это то, что и должно быть, единственно возможное». В той же тональности написано письмо Дороти Истон от 16 августа 1912 года. «Я считаю, что смерть кажется ужасной тем, кто остался в живых. Я все более склоняюсь к мысли, что размышлять о смерти и о том, что следует за ней, думать об этом с беспокойством или даже любопытством – по-детски наивно. Мы ведь не ожидаем (или по крайней мере не должны ожидать) со страхом и волнением то, что готовит нам завтрашний день. Но ведь смерть – это то же «завтра»? И это особое «завтра» является лишь одним из звеньев в цепи непрерывности, звено, столь же очевидное и необходимое, как восход солнца и день, который он открывает. Угасает ли при этом наше сознание или продолжает жить – все происходит так, как должно быть; или же, как мы оба подозреваем, это не будет похоже ни на жизнь, ни на смерть в том виде, в каком мы привыкли их понимать».
По всей видимости, путешествие по Америке продолжалось благополучно. В Санта-Барбаре они остановились на ранчо «Сан-Исидро», и здесь Голсуорси имел возможность писать по утрам в «залитой солнцем тихой хижине», а днем они долго гуляли. Однажды они отправились на целый день в восемнадцатикилометровый поход к горе Ла-Камп-Фраиль, но так и не смогли подняться на вершину. На обратном пути «он нашел уединенный ручей, в раздражении на клещей сбросил с себя одежду и с наслаждением бросился в воду. Когда он вылез на берег, на нем было еще больше клещей, чем до того». Клещи были не единственной опасностью, которой они подверглись в Санта-Барбаре, им довелось пережить и небольшое землетрясение. «Это случилось глубокой ночью, я не спала из-за приступа астмы, когда начались характерные толчки. Это было похоже на то, как если бы под домом возился огромный зверь: с каждым толчком дом кренился из стороны в сторону. Только я сказала: «Еще один толчок, и мы погибнем», как тряска уменьшилась, а затем и прекратилась вовсе». Из Санта-Барбары они поехали в Вашингтон, который нашли очень приятным и гостеприимным городом. У них здесь было множество дел, начиная от посещения бейсбольного матча: «Ну и ну! Ужасно любопытное, невиданное дотоле сборище беспородных жеребцов» – до присутствия на заседании комиссии по расследованию крушения «Титаника»: «публика возбужденно искала виноватого, на которого можно было бы обрушить всю ответственность за случившееся». Свое путешествие они закончили в Нью-Йорке, где познакомились с Теодором Рузвельтом: «Он очень живой, но, с моей точки зрения, в нем нет обаяния». 9 мая они присоединились к супругам Мюррей, сели на борт лайнера «Балтика» и отплыли в Англию.