Георг описал свое первое впечатление от Джона. Тот появился в бильярдной, где Георг работал. «На пороге стоял безукоризненно одетый молодой человек. У него были маленькие светлые усики, а монокль на черной ленте придавал ему внушительность... Он пошел ко мне, по дороге стекляшка выпала из глаза, и на лице Джона заиграла очень добрая и мягкая улыбка». Сначала они беседовали с помощью переводившей им Лилиан, так как Георг говорил только по-немецки, но уже тогда художник осознал, что он, вероятно, первый человек, пришедший к Джону из другого мира, не связанного ни с Хэрроу, ни с Оксфордом, ни с юридической средой, первая личность, не зависящая от обычаев и условностей того социального слоя, к которому принадлежал Джон. «Мое глубокое внутреннее убеждение, – утверждал Георг, – что в тот период его развития присутствие такого человека, как я, – иностранца, рассуждающего совершенно иначе, чем члены его семьи, его круга, – послужило (может быть, косвенным, но решительным образом) тем толчком, который помог ему встать на путь, столь необычный с точки зрения его родных, – путь писателя-романиста».
Поэтому у старого мистера Голсуорси появилось достаточно причин, чтобы на время отправить своего старшего сына из Англии. Новые впечатления и новые страны должны были отвлечь его от слепого увлечения мисс Карлайл, а также вывести его из-под богемного влияния Георга Саутера; возможно, рассуждал он, путешествие сделает молодого человека спокойнее, «вышибет дурь» (если только это выражение позволено будет употребить по отношению к Голсуорси) из его головы, и он вернется более уравновешенным и готовым трудиться на юридическом поприще.
Было решено, что Джон поедет в Америку к брату Хьюберту; предлогом поездки послужили запутанные дела какой-то угольной компании в Нанаймо близ Ванкувера. 16 июля 1891 года Джон отбыл из Англии на пароходе «Сиркэссиен». Остальные пассажиры показались ему «так себе», и к 8.30 первого вечера его путешествия он «не страдал от морской болезни, но уже с трудом переносил вид моря. При первом знакомстве море производит очень гнетущее впечатление». Но самое неприятное было впереди; через два дня он уже пишет: «Когда я страдаю от морской болезни, я страдаю от тоски по дому, что меня, честно говоря, сильно удивляет».
26 июля он ступил на землю Квебека; с любопытством и подчеркнуто английской чопорностью наблюдая за жителями этого «французского» города, он отмечает: «Некоторые французы, прощаясь друг с другом, целовались, что выглядело просто ужасно».
Джон встретился с Хьюбертом в Нанаймо 9 августа и всю следующую неделю посвятил изучению местных шахт. Затем братья отправились в поход на озера, который Джон очень подробно описал в своем письме к родным в Англию. Поехали они на лошадях, взяв с собой проводника-индейца по имени Луис Гуд, «что обошлось нам очень дешево», – отметил Джек. И продолжает: «Мы с Луисом отправились поохотиться и вскоре благополучным образом заблудились – ужасное ощущение в этих гигантских лесах; дурак индеец, не знающий местности, даже не удосужился взять с собой карту». В конце концов, промокшие насквозь, «по колено в воде, пробираясь сквозь заросли», они нашли лагерь, решив на будущее быть более осмотрительными.