Мастерская находится в том же здании, что и столовая, и клуб – только вход с другой стороны. Я опасливо огляделся по сторонам, тщательно вытер свои говнодавы о коврик и приоткрыл дверь.
Арни был в мастерской один. Рисовал что-то гуашью, склонившись над столом. Он поднял голову, посмотрел на меня сквозь очки, прищурившись, и тут же заулыбался радостно.
– Ландзо! Привет! Заходи, чего ты…
Я вошел, тяжело ступая сапогами, бухнулся на сиденье. Весь стол был завален волнами белой бумаги – я отодвинулся, не задеть бы спецовкой. Арни как раз выводил алой гуашью слово «Родины». Вытянув шею, я прочитал весь лозунг. «Во имя Родины и Цхарна горят молодые сердца».
– Видишь, наглядку готовлю, – смущенно сказал Арни. – К приезду комиссии. Сказали, обновить надо… Плакаты все старые, посерели.
– Ты жрать-то пойдешь? – осведомился я.
– Ты знаешь… надо бы закончить лозунг. Хочу сегодня уже чтобы было готово… – Арни будто оправдывался. – Может, ты на меня в столовке возьмешь?
– Ладно, возьму, какой разговор…
Арни стал быстро работать кисточкой. Я даже залюбовался – до того ловко это у него получалось. Остренькое очкастое лицо, бледное, с голубыми внимательными глазами, склонилось над бумагой. Белесые волосы торчком. Кисточка крепко сжата в длинных, ловких пальцах, костистая, с синеватыми прожилками, рука движется легко, будто играючи. Посмотрел я на эту бледную Арниевскую кисть, и отчего-то сердце дрогнуло… глупо. Но так я всегда относился к Арни. Арни, братишка, друг, ближе даже, чем брат родной. Такой беззащитный, слабый… Арни закашлялся, будто подтверждая мою мысль. Кашлял он всегда, сколько я его помнил.
– Слушай, Ланc, и Таро тоже возьми порцию… он задержится сегодня, в обед говорил.
– Конечно, обязательно, – произнес я. Посмотрел еще на тонкую до синевы пацанью руку Арни, выводящую буквы. И вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
И надо же такому случиться – прямо в коридоре напоролся на Зайнека. Зай-зая нашего. Тот поднял свои знаменитые брови. Был бы красавец-мужчина – могуч, силен, каштановые волосы вьются, лицо правильное – но вот эти брови мощные, мохнатые прямо-таки жуткое впечатление производят, и красивое лицо Зай-зая ну очень сильно портят. А вообще-то о его внешности как-то не думаешь… Обычно когда с ним сталкиваешься, первым делом теряешь дар речи. И соображения тоже.
Итак, Зай-зай поднял свои кустистые брови, уставившись на меня.
– Двести восемнадцатый? Куда идешь? Почему в таком виде?
– Отбывал административное наказание на строительстве нового корпуса! – отрапортовал я машинально. – Иду в столовую на ужин.