Черт бы побрал этот кляп! Она набрала полные легкие воздуха и начала кашлять так, будто она вот-вот задохнется.
И точно, стягивающие ее покровы стали посвободнее. Она по-прежнему ничего не видела, но теперь она могла почувствовать прохладу ночи. Еще один долгий мучительный приступ кашля, от которого саднило горло, и она получила возможность шевелить ногами и руками. Вот и отлично. Тот негодяй, что похитил ее, заслуживает хорошего пинка, раз ему того удара в челюсть было мало.
Она не видела, куда бьет, но, куда бы она ни попала грудь ему, в бедро или еще куда-то, тело его было твердым как сталь. Она даже испугалась, что сломала палец, хотя ей было не до того, чтобы считать травмы. Он на мгновение ослабил хватку – ровно настолько, чтобы она смогла нащупать щеколду, на которую закрывалась дверца кареты изнутри, и открыла ее. Поток свежего воздуха ворвался в салон, еще мгновение, и она окажется на свободе. Падение, конечно, будет болезненным, но она готова была купить себе свободу ценой любой боли. И все же, не видя, куда прыгать, она помедлила какую-то долю секунды...
Не может быть! Но он давно научился действовать рефлекторно – были в его жизни времена, когда скорость реакции спасала жизнь.
Он так тщательно все спланировал, продумал каждый шаг, предусмотрел все возможные варианты. Вернее, так ему казалось. Но он не рассчитывал, что женщина, которой надлежало играть «болванчика», воспротивится навязанной ей роли.
Нельзя дать ей сбежать, подумал он и затянул одеяло так, что она совершенно не могла пошевелиться. И если она и была еще в состоянии производить какие-то звуки, то он их расслышать уже не мог, и это его вполне устраивало.
Они все ехали и ехали. Уже перевалило далеко за полночь, и другая на ее месте давно бы уснула, но не она. Он чувствовал, что тело ее напряжено: несомненно, ей было очень страшно, очень тревожно. Если и так, то он все равно ничего не мог предложить ей в утешение. Как бы то ни было, он испытал облегчение, когда они, наконец, прибыли к месту назначения.
Шедоу отвел лошадей в конюшню, а он тем временем понес свою «гостью» в дом – маленький коттедж, густо увитый плющом. Он занес ее в спальню, окна которой выходили на задний двор, усадил на кровать, а сам быстро удалился. Перед тем как закрыть за собой дверь, он бросил на нее беглый взгляд. Одеяло, в которое она была завернута, соскользнуло. Тонкая льняная ночная сорочка, отороченная кружевом, практически не скрывала тела. И тело это было не хуже того, каким он его представлял, глядя на нее одетую.