– Амелия...
– Нилс... Вас называют Волком.
– Это вас беспокоит? – Он говорил так, словно это должно было ее беспокоить.
Она пожала плечами. Он проследил взглядом за движением ее плеч. Он казался зачарованным.
– Полагаю, вы честно заработали это прозвище. Черты его исказила боль.
– Это зависит от вашего представления о чести.
– Я точно знаю, что такое честь. Это понятие даже не подлежит обсуждению.
– Но есть люди, которые с вами не согласятся. Впрочем, не важно. Джексон дал мне это прозвище примерно в то время, когда стал президентом. И я этого совсем не хотел.
Олени щипали траву. Они чувствовали присутствие людей, но совсем не боялись.
– Почему он так вас назвал?
Нилс медлил с ответом.
– Об этом я не часто говорю.
Она терпеливо ждала ответа и едва не сдержала победную улыбку, когда он открыл рот.
– Когда он участвовал в президентских выборах впервые, были люди, которые убедили себя в том, что человек из толпы, каким был Джексон, представлял бы для страны большую опасность. Но при этом они понимали, что он будет опасен лично им, так как помешает использовать богатства страны для их личной выгоды. И, понимая, что у него хорошие шансы выиграть, они решили его убить.
Амелия никогда ни о чем подобном не слышала, но не была удивлена. Акора, миролюбивая страна, тоже рождала людей с амбициями, способных на предательство и насилие. Единственное, что ей было непонятно, какое ко всему этому имел отношение Нилс.
– И что вы сделали?
– Я убил их.
Так просто сказано, но смысл сказанного от этого не менялся.
– Значит, таково ваше представление о законе?
Он сдержанно кивнул.
– Не было иного способа осуществить справедливость. Люди эти были наделены слишком большой властью, и они не остановились бы ни перед чем, если бы узнали, что их план раскрыт. Не было смысла арестовывать тех, кого они наняли, они бы просто наняли других. Что еще хуже, они были готовы убить любого, кто захотел бы им помешать.
– Значит, вы решили, что вы и закон, и суд, и палач в одном лице?
Он пристально, по-волчьи смотрел на нее. Он не видел в ней того возбуждения, которое обычно проявляли женщины, до которых доходили слухи о том, что он сделал. Но правду, голую правду без прикрас, услышала из его уст лишь она. Однако его признание не вызвало в ней отвращения к убийце. Она просто приняла его информацию к сведению. Он знал об акоранцах многое. Теперь узнал и еще кое-что.
– Да, я стал судьей, обвинителем и палачом в одном лице, – выдохнул он.
– И теперь вы себя за это ненавидите?
– Нет, я не могу так сказать. Убивая каждого из них, я чувствовал... удовлетворение. Еще одной угрозой тому, что я считаю правильным и хорошим, стало меньше.