— Ну, мы с господином Хейкалем очень давно знакомы. И следует признать, это знакомство для меня лично не является приятным. Но расстались мы весьма мирно.
— Как вы провели остаток дня?
— Я должна отвечать? Это официальный допрос?
— Прошу вас, — тон майора смягчился, — как… друг! Ответьте на мой вопрос, пожалуйста.
— Хорошо, — безразлично согласилась Элизабет. — Сначала я приехала сюда. Где-то в три часа. И пробыла здесь примерно до полпятого. Это могут подтвердить таксист, нанятый мной для поездки, вот этот молодой человек, — она ткнула пальцем в Ральфа, — и, разумеется, охрана некрополя. Вернулась в гостиницу около шести. В восемь меня видели в госпитале, где я навещала руководителя экспедиции, профессора Енски. Вечер провела в компании своих коллег в ресторане “Миш Мэш”. С вас достаточно?
— Вполне, — с видимым облегчением ответил майор. — Это была обычная процедура. Согласитесь, я обязан был проверить ваше алиби.
— Теперь можно мне тоже задать вам пару вопросов? — поинтересовалась Элизабет и, уловив согласный кивок собеседника, продолжала. — Как погиб господин Хосни Хейкаль?
— Его закололи кинжалом. Девять проникающих ножевых ран в область груди. Многовато для одного человека. Ему вполне хватило первых двух. Прямо в сердце.
— Рядом с телом ничего не нашли?
— А вы откуда знаете? — подозрительно зыркнул на нее страж закона.
Из пластиковой папки, которую до этого он нервно стискивал в руках, майор извлек лист бумаги.
— Она уже проверена на наличие отпечатков. Эксперты ничего не обнаружили. Так что…
Полицейский не закончил и протянул листок Элизабет.
Девушка сразу увидела, что это именно тот сорт бумаги, из которой была изготовлена и первая записка, найденная здесь, в гробнице Сети. Да и почерк явно тот же.
“Смерть подлым предателям Та-Кемета”.
И вместо подписи Уджат — Око Гора.
Глава девятая
НА ГРАНИ ФОЛА
— A-a-a-a, алла-а-а-а-э, алла-а-а-а…
Миша Гурфинкель накрыл голову подушкой:
— О Боже, это просто невыносимо…
К припадочным воплям сумасшедших арабов присоединился ко всему еще и утробный храп Покровского, поэтому Миша смог уснуть только к утру. А тут этот проклятый намаз.
Что он только ни делал, на какие только ухищрения не шел, пытаясь бороться с могучим ночным ревом приятеля, все было тщетно. Гурфинкель свистел, щелкал пальцами, даже пытался петь английский гимн, но Бумба на эти звуковые эффекты особо не реагировал, продолжая выводить носом кровожадные рулады. Единственное, что на него действовало, заставляя Покровского на короткое время не храпеть, это конское ржание. Но Миша смог практиковать это ржание лишь пару дней, пока ему не сделали замечание сотрудники гостиницы, пригрозив выселением, так как жильцы соседних номеров жаловались, утверждая, что в гостинице живет страдающая бессонницей полоумная лошадь.