Через эту байку, через эту страшную правдивую сказку мы топали, задыхаясь в поднимающейся из-под ног ржавой пыли.
Были ли тут победители? Куда делись уцелевшие?
Я получил ответ на этот вопрос, когда поле, усеянное разбитой техникой и неразорвавшейся смертью, резко оборвалось, последний ржавый остов остался позади и я увидел…
Были победители. Конечно были. Озверевшие от крови. Огня. Смерти. Рычащие. Растратившие весь боекомплект, кроме своих рук и зубов.
Были победители.
Иначе кто же прибил проигравших к столбам? Кто разжигал костры? Кто играл человеческими головами в футбол?
Были победители: Лежащие теперь рядом с проигравшими. Такие же истлевшие, иссушенные, обглоданные шакалами и гиенами. Такие же мертвые.
Мы шли мимо, стараясь не смотреть на распятые кости, на обуглившиеся скелеты, скалящиеся почерневшими зубами. Что произошло здесь? Знают ли об этом Службы безопасности? Может быть, и знают…
Толстого Карунгу долго тошнило, но мы не остановились, и он догнал нас позднее.
Когда мы стали на ночлег, окончательно стемнело. Нам хотелось идти, идти, чтобы уйти как можно дальше от этого памятника человечеству…
Но Коваленко был плох. Наркотики уже почти не действовали, он бредил. Да и двигаться в темноте было опасно.
Таманский сидел на сухой коряге и, как сомнамбула, смотрел перед собой пустыми глазами. Его слегка покачивало.
— Устал, журналист?
Он посмотрел на меня, как не увидел.
— Что там было? — спросил он одними губами.
— Пропавшие батальоны были… — ответил я и, уже договорив, понял, что он спрашивал не о том. Журналюга был опытный, видел наверняка и не такое… Хотя что может быть страшнее того, что мы видели, я не знал. И знать не хотел.
— Не про то. Я имею в виду… — Таманский сглотнул. — Туман… Там. На дороге.
Я отвернулся. В небе медленно, словно неохотно, разгорались звезды. Такие свежие, как будто вымытые. К ним не пристает копоть костров, которые жгут на Земле существа, называемые людьми.
Вдруг мне вспомнился тот чернокожий водитель с подругой, у которого мы конфисковали грузовик.
— Тайное оружие великой мозамбикской революции… У вас была революция, да?
— Ну…
— Вот тебе и ну. Гиперболоид, оружие пролетариата. — Я посмотрел в печальные глаза журналиста. — Спать пора, Таманский. Завтра большой день будет. Длинный. Так что ложитесь, господин журналист.
— А вы? — вдруг спросил он. Заботливый выискался.
— Моя стража первая.
Таманский завозился, устраиваясь на ночлег. Как он спит со связанными руками?
— Мозес?..
— Что?
— Как вы думаете, к чему эта война? — спросил по-русски. Про то, что Абе тоже знает этот язык, Таманский не догадывается.