Он ехал к Ангелу. Ангел сейчас был ему просто необходим. Вполне возможно, что Ангел сможет прояснить хоть что-то из всей этой непонятной ситуации. Варяг снова попытался вспомнить то, что так взволновало его в лесу, но память упрямо сопротивлялась. И Владислав никак не мог уяснить причину своего беспокойства, он чувствовал, как в его подсознании идет могучая, непрерывная работа, и знал, что не успокоится до тех пор, пока не Доберется до сути дела. Так Варяг устроен, по-другому он не мог. Варяг помнил, что Ангел жил на Маросейке, в одном из переулков, недалеко от квартиры, в которой Варяг жил осенью в последний свой приезд в Москву. Точного адреса у Варяга не было, но, однажды побывав в каком-то месте, он навсегда запоминал его.
Владислав легко нашел этот дом – пятиэтажный, с эркерами и старинной лепниной по карнизу. В окнах квартиры Ангела Варяг увидел свет и, не раздумывая, поднялся на третий этаж. Подъезд был пуст, из-за двери, ведущей в соседнюю квартиру, была слышна музыка, веселый смех, шум голосов. Варяг подошел к обитой дерматином двери и уже поднял было руку, чтобы нажать кнопку звонка, как вдруг увидел, что дверь квартиры Ангела не заперта. Она не была открыта, лишь узенькая щель между косяком и самой дверью указывала на то, что дверь закрыта неплотно. Варяг замер, прислушиваясь. Громкие голоса, музыка и звуки телевизора у соседей мешали ему. В квартире Ангела была тишина. Варяг сунул руку в карман и, не вынимая пистолета из кармана, наставил его на дверь. В подъезде было пустынно. В это время все уже сидели за столом у телевизора, провожая старый год. Владислав тихонько толкнул дверь ногой. Она легко открылась. За дверью никого не было.
Варяг осторожно, прикрыв за собой дверь, прошел в коридор, освещенный стоявшей на телефонном столике лампой. Дверь в комнату была закрыта, и Варяг еще некоторое время постоял, прислушавшись. Ни звука. Он резко распахнул дверь.
Ангел лежал на полу вниз лицом. Затылок его был разворочен пулей, голова покоилась в луже черной застывшей крови. На пороге спальни сидела, прислонившись к косяку двери, его красавица жена. Ее остекленевшие глаза были открыты, а на шелковом голубом халате, слева, там, где сердце, расплылось огромное кровавое пятно. В комнатах не было видно следов борьбы или ограбления – вся мебель стояла на своих местах и даже на руке женщины, безвольно лежавшей на полу, горел бриллиантовым огнем дорогой массивный перстень.
«Ах, Ангел! Ангел! Всегда такой осторожный, что же ты, брат? Кто же тебя так? И что, в конце концов, творится?»