Она протянула висящую на шее карточку аккредитации, и Харднетт, перегнувшись через стол, прочел сквозь ламинирующую пленку:
Международная конференция «Значение красочной поверхности в живописи абстрактного гуманиста Марка Ротко. К триста тридцатой годовщине со дня рождения».
ПРЕССА
Эльвира Райт
«Вечерняя Газета Сити»
– Марк Ротко? – не поверил Харднетт. – Это тот парень, чьи полотна на художественных аукционах бьют рекорды цен?
Девушку сразила его осведомленность:
– Вы в курсе?!
– Имеющий уши… Когда, Эльвира, озвучиваются невероятные суммы, трудно быть не в курсе. Ушки сами на макушке сбегаются. Согласитесь, когда говорят «Ротко», мы слышим «деньги».
– Да, вы правы, Влад. Что есть, то есть. Ротко сейчас в цене. В большой цене.
Харднетт, выражая скорее удивление, чем осуждение, покачал головой:
– Боже, и за что люди выкладывают такие деньжищи?
– Как это за что?! За это… – Эльвира, словно кистью, изобразила сигаретой некую замысловатую геометрическую фигуру. – За абстрактный гуманизм.
Харднетт поморщился.
– Вам не нравится абстракционизм? – заметив его реакцию, спросила девушка.
– Скажем так, прежде всего мне не по нраву сам этот путаный термин.
– «Абстрактный гуманизм»?
– Ну да.
– Отчего же?
Полковник покрутил пивной бокал по часовой стрелке и, не отрываясь от метаморфоз, произошедших с пеной, попытался объяснить.
– Если твой гуманизм абстрактен, то какой же ты тогда гуманист? – Задав этот не требующий ответа вопрос, Харднетт стал крутить бокал в обратную сторону. – А если твоя отстраненность столь человеколюбива, какой тогда ты, к бесу, абстракционист? Не понимаю я всего этого. Искренне не понимаю. – Он поднял глаза на девушку и признался: – А, в общем-то, вы угадали. Не по душе мне все эти бессмысленные мазки и пятна. Они напоминают мне кляксы Роршаха, которыми пользуются психологи. Бррр! Бред. По мне, уж лучше вот так. – И полковник кивком показал на полотна, украшающие стены. – Пусть непрофессионально и коряво, зато с любовью.
– Каждому свое, – даже не пытаясь вступать в дискуссию, философски заметила Эльвира.
– Это конечно, – согласился Харднетт. – Но все же не укладывается в голове, как может называться искусством отсутствие одновременно и формы и содержания. Искусство – это… Это, прежде всего, отношение автора к выбранному объекту, выраженное через воссоздание автором данного объекта. Единство содержания и формы. Желательно – гармоничное. Ведь так, Эльвира? Или нет? Или я в силу своего дилетантства что-то путаю?
– А вы забавный.
– И все же?
Теперь уже девушка кивнула в сторону одной из висящих на стенах работ и спросила: