«Будь у нас короб, позволяющий обозреть страну на несколько дней пути… Или Торон выучился летать…»
Ох, если бы да кабы!.. Про Торона сейчас лучше было вовсе не думать. В руке немедленно забилась тошнотворная боль, отозвавшаяся холодным потом и сумраком перед глазами.
– Я думал вызнать дорогу у ирезейцев… – пробормотал Коренга.
Эория с сомнением пожала плечами.
– Они могут сами не знать горных долин. Людям свойственно как следует разведывать лишь те места, которые они каждый день посещают. Даже у нас на Островах не все такие заядлые мореплаватели, как мой отец или кунс Винитар с Закатных Вершин. Иные всю жизнь рыбачат около дома, не отваживаясь разведывать незнакомые берега. Этим людям кажется, что вон за тем дальним мысом обитают чудовища, и проводники из них никудышные… Спорю на жбан пива, венн, что ирезейцы такие же. Если они много зим никого к себе не пускали, значит, и сами во внешний мир не больно высовывались!
Коренга хотел возразить, что местные жители где-то же добывали свой горелый камень и возили его через всю страну продавать, – но в это время колокол на том берегу ударил в последний раз, с какой-то особой торжественностью, и Эория вскочила на ноги:
– Короб поднимается!
Как же хотелось Коренге встать во весь рост подобно ловкой сегванке, чтобы уж точно не пропустить ни единой малости, надлежавшей до летучего короба ирезейцев!.. Эория точно услышала: обернулась, подхватила его под мышки и посадила на обломок скалы высотой до плеча ей, стоящей. Коренга даже не смутился такой помощью девушки, вернее, смутился, но лишь на мгновение, чтобы тотчас забыть. На том берегу из-за скал показалась упряжка лошадей, пущенных скакать против ветра. Короба, стоявшего на земле, по-прежнему не было видно, но лошади мчались, и вот над каменным гребнем взошло ярко-алое, подсвеченное низким солнцем шёлковое крыло.
Коренга различил человека, спускавшегося в развилку канатов. Если бы Кокориному сыну сейчас предложили поменяться с молодым нарлаком местами, причём за это у него, скажем, отсохла бы ещё и рука, он согласился бы без раздумий. Премудрый Зелхат мог говорить что угодно об истинном искусстве полёта, до которого не дошли ирезейцы. В том ли беда?.. Парень, обхвативший ногами прочный волосяной канат, со своей высоты наверняка видел море, по которому так тосковала Эория. А может, даже и корабли в нём! Он досягал и постигал всё: далеко ли простиралось озеро и какие были у него берега, он мог сделать начертание всего, что открывалось ему оттуда, из поднебесья… А ещё он мог…
– Куда полез, дурень!.. – вырвалось у Эории. Она никогда не забавлялась с летучими игрушками, зато понимала толк в парусах. Ей было ведомо, как сообразовываться с силой ветра, растягивая рвущийся из рук парус «косатки», и вдоль какого борта должны сидеть люди, чтобы выжать из корабля всю возможную скорость, но удержать его от опасного крена. Она бросила вязание и силой ударила кулаком по ладони: