— Вы сами себя опровергли. Получается, что вы верите в те сказки, которыми кишит пустыня. Просто, по вашим же словам, мы не обладаем должными знаниями, чтобы увидеть в этих сказках истину и… — Ягер покрутил в воздухе пальцами, — и вскипятить на огне воду.
— Да, но среди сказок еще нужно выделить ложь, которая неизменно будет там присутствовать.
— Совсем не обязательно. В примере с тем же танком… Тогдашние бедуины могли бы слышать от кого-то, что этот неведомый артефакт-танк способен метать на невероятное расстояние огонь и смерть. Но привести в действие механизм они бы не смогли. Таким образом, таинственное свойство артефакта-танка оказалось бы недоказуемым и со временем было бы признано враньем. Мы опять упираемся в вашу теорию о том, что обществу нужны знания для использования той или иной системы. А значит, неправды в сказках нет!
Фрисснер задумался.
— Получается, — через некоторое время сказал он, — что с большой долей вероятности можно допустить существование всего. Только следует учитывать, что у человечества часто нет достаточно знания, чтобы убедительно доказать это?
— Ну, в общем так.
— То есть легенды не лгут. И если у тебя не получается то или иное, описанное ранее, действие, то виноват в этом только ты. Это весьма опасные речи, Людвиг.
— Не сказал бы. Это частный случай ницшеанской философии.
— Вы изучали Ницше? — спросил Фрисснер.
— Так же как и вы.
Фрисснер кивнул и выудил из вещмешка флягу.
— Глотните. Коньяк.
Ягер благодарно что-то промычал и, запрокинув, флягу, сделал глоток.
— Неплохо, — сказал он, возвращая фляжку, — Хотя я далек от этого эстетства… Конечно, я могу отличить хороший ром от плохого и водку от шнапса, но…
— Понятно. — Фрисснер тоже глотнул обжигающей жидкости. Поболтал фляжку, пытаясь по звуку определить, сколько в ней осталось.
— Как вы считаете, мы надолго застряли? — спросил Ягер, оглядывая темные силуэты грузовиков.
— Не знаю. Завтра Богер и Вайсмюллер разберутся.
— Ваш Богер — хороший механик?
— И Каунитц тоже. — Фрисснер усмехнулся. — Кроме меня все довольно хорошо понимают в машинах. Однако боюсь, что мы тут зависнем еще на день…
— Плохо, — с отвращением сказал Ягер и кинул очередную ветку в огонь. — Слишком много плохого для начала экспедиции. И эти чертовы оазисы, и эта буря, которая ведет себя, как взбалмошная баба… Что вы по этому поводу думаете?
Фрисснер покачал головой.
— Знаете, Людвиг, вы можете считать меня трусом, но я стараюсь не думать об этом. Как бы там ни было, я больше материалист, это было привито мне моим отцом. Но когда… Я не люблю испытаний веры. Испытания веры — это привилегия христиан, вот пусть они этим и занимаются. А я не христианин и вы, как я понимаю, тоже.