Начало июня сорок пятого года. В полевой госпиталь 6-й гвардейской танковой армии, расположенный в чехословацком селе Клобоуки у города Брно, ко мне приехал на автомашине Герой Советского Союза гвардии старший лейтенант Константин Степанов с распоряжением командира бригады: «Возвращаться в часть. Выезжаем на Родину». К этому времени я уже имел «ранг» ходячего и учился «шагать» после полуторамесячного лежания в гипсовом панцире. Лечащий врач был категорически против моего отъезда, считая, что костная мозоль на месте повреждения еще не окрепла и при нагрузках возможен разлом, но я предъявил ультиматум: «Или выписывайте, или я сам уеду! Не желаю «терять» свою часть, в которой провоевал два с лишним года!» Со мной находилась легковая машина с шофером и ординарец, так что покинуть госпиталь труда бы не составило. После первого ранения в сорок третьем году только счастливый случай помог вернуться в родную 233-ю танковую бригаду. По дороге из госпиталя в запасной полк в Москве я встретил однополчанина. Рад был безмерно! Ведь каждый фронтовик, в том числе и я, залечив раны, стремился вернуться к друзьям. Поскольку танкисты-«иномарочники» находились на специальном учете и «перебежать», скажем, на «тридцатьчетверки» было практически невозможно, то, зная место нахождения бригады, получить документы для направления в нее сложности уже не составило.
И сейчас я, конечно же, не собирался оставаться в госпитале, когда бригада уходила в Союз. Эскулапы, наконец, уступили, выделив мне сопровождающего врача, и я умчался в часть, радуясь скорому возвращению на русские просторы.
Во второй половине дня 5 июня мы подъезжали к городу Милану, району нахождения бригады. Лес справа и слева от шоссе весь был усеян, как мне с первого взгляда показалось, багровыми листьями. Я еще подумал: странно, что за зиму опавшие листья не перегнили и даже не потеряли первоначального вида. Сказал об этом врачу и Степанову, сидевшим со мной в машине. Константин рассмеялся, а потом поведал нам следующую «историю». Украшение леса было делом рук пехоты. Когда мы шли на Прагу, в одном из боев разгромили большую вражескую колонну автомашин, несколько грузовиков в которой было доверху набито мешками с советскими деньгами – светло-красными тридцатирублевками. «Славяне» наполнили ими вещмешки, а где-то в середине мая выяснилось, что все эти купюры – фальшивые, и бойцы, чертыхаясь, расшвыряли по лесам и полям добытый «трофей».