Ровно в половине пятого, рассыпаясь в извинениях, заявляется Джереми. Черный пиджак, брюки в тонкую полоску и бежевое пальто с малиновым бархатным воротником. Он выглядит внушительно и очень походит на практикующего адвоката. Парень без конца оправдывается, объясняет, что застрял в пробке из-за аварии в Баттерси-Бридж. Мы успокаиваем его. Говорим: «Брось, Джереми. Без проблем», несмотря на то, что еще пару минут назад собирались прервать миссию и свалить к чертовой матери. Мы запираемся на замок и даем Джереми товар на пробу. Но он и без этого знает, что продукт отменный. Другого не держим. Я достаю из картотечного шкафа ювелирные весы, и мы вместе сверяем показания шкалы. Джереми – парень серьезный, он не привык верить людям на слово и всегда проверяет качество порошка своим собственным прибором, а также взвешивает пакет и пересчитывает деньги, невзирая на то, что мы сотрудничаем уже не первый год. Это называется хорошей деловой практикой, хорошими манерами и к тому же помогает держать марку. Джереми доволен качеством и достает из портфеля деньги. Морти заталкивает их в машинку для подсчета купюр.
Чтобы счетная машинка работала надлежащим образом, необходимо, чтобы все купюры были одинаково сложены, то есть королевой вверх. Некоторые же купюры, принесенные Джереми, лежат наоборот, так что подсчет постоянно прерывается. Это обстоятельство начинает действовать мне на нервы. Парню стоило бы позаботиться и привести деньги в порядок, а уж потом, черт его раздери, приходить к нам сюда. На самом деле налицо явный признак того, что ты переработался. Бред какой-то: парень приносит тебе двадцать «штукарей», а ты заводишься из-за того, что они неправильно уложены. Может, я уже пресытился и принимаю все, как что-то само собой разумеющееся. Возможно, я просто стал занудой и капризничаю по всякому поводу.
И вот все бабки лежат «дамой» вверх. Ровно двадцать тысяч. Мы довольны. Джереми не меньше. Пожав нам руки, он сваливает. Через пару часов Джереми разделит эти полкило на мелкие дозы, и уже к вечеру товар разойдется по рукам. Все заказано. Морти потер пакетом яйца. Двадцать штук по полтиннику – это сверток размером примерно с кирпич. Морти разбивает деньги на двадцать пачек, берет каждую и перетягивает четырьмя резинками: тремя по ширине и одной – в длину. Получаются очень красивые, компактные, тугие и страшно сексуальные кирпичики. Я смеюсь. Морт тащится от наличных. Для него в мире нет ничего сексуальнее. Нет, дело не в том, что на них можно купить, и не в свободе, которую они тебе предоставляют. Фишка в самом их существовании, их виде, запахе, ощущении, которое испытываешь, держа бабки в руках. Деньги возбуждают, греют душу, дарят радость и эстетическое удовольствие. Они – произведение искусства. Я прекрасно понимаю Мортимера: когда видишь кучу бабла и знаешь, что она хоть всецело, хоть частью принадлежит тебе, испытываешь трепет и покалывание в яичках. Это можно сравнить с созерцанием обворожительной красотки в яркий солнечный день. Возникают смешанные чувства: с одной стороны, похоть, с другой – признание истинной красоты. Морти смеется и бросает в меня пачку денег.