Не сдержался тут Иван и заплакал во весь голос.
— А дальше, дальше, что было? — спросил он, всхлипывая.
— А дальше вот что было, — ответил Илья, ликом чернее тучи став, — пошел я во Киев, во стольный град пешим ходом. С чемоданчиком. Три дня и три ночи шел, да раздумывал: «Не по смерть ли я иду да по скорую? Не сносить мне головы, коль Алену Владимир послушает...» Вот пришел я в Киев, двинул сразу в палаты княжеские, прошел во гридни столовые, глядь, князь со свитой своей пир пирует. Крест я клал по писанному, да кланялся и Владимиру, и Василисе-княжне, и боярам, и богатырям...
— Вот это я уже помню! — обрадовался Добрыня, — как ты Владимира под орех разделал. Дозволь дальше мне рассказывать, со стороны-то виднее.
— Рассказ этот ноша мне тяжкая, — молвил Илья Муромец, — не пристало богатырю ношу с плеч перекладывать.
Он замолчал, и возникшая пауза была довольно тягостной. Наконец, он вновь нарушил ее:
— Позднее я узнал, что, выслушав Алену, князь к ней сжалился и меня наказать обещался. А саму ее, красну девицу, за попа Гапона сосватать...
— А это еще кто? — спросил Иван.
— Не знаешь? — удивился Боян, — ничего, узнаешь еще.
— Гапон — это Владимиров главный советник, — пояснил Добрыня. — Ежели Алена за попа выйдет, второй дамой на Руси станет, после Василисы. Но сам поп — прохиндей тот еще. Владимир ему верит, а мы, богатыри, закваску в нем вражью чуем. Да доказательств нету.
— Как вошел я в княжескую гридню столовую, — продолжал Илья, — встретил меня Владимир неласково. «Это кто еще, — говорит, — к нам пожаловал, словно пес пешком, не на коне лихом? Посадите-ка его на конец стола, там, где нищие да убогие...» А рядом с князем попик сидит. Тот так надо мной насмехается: «То, видать, к нам Илюшка пожаловал, что не знает, как к девице свататься, не срубив головы ее батюшке». Осерчал я, понятно, за стол садиться не стал, только чемоданчик свой на него кинул да и вон пошел...
— Ой, погоди, Илья, — снова влез Добрыня, язык которого слегка заплетался, — дай я хоть расскажу, что у князя потом было, ты же не видел. Когда ты вышел, да дверью хлопнул, стены в тереме треснули да покосилися. Чемоданчик мы открыли, там — голова соловьева. Потом прибегает стражник: «Князь, — кричит, — Илья Муромец с крыши твоей все золотые маковки посбивал, а теперь в кабаке сидит, пропивает их. И всю голь киевскую поит.» Рассердился князь, послал семерых богатырей Илью сковать да к нему прислать. Не вернулись те богатыри, споил их Илья. Послал трижды по семь, и те не вернулися. Видит князь, вся дружина его так переведется. Говорит: «Видно спутал я Илью-богатыря с кем другим еще. Кто тут храбрый есть? Вы найдите его, да скажите, что приму его с великими почестями.» Тут мы с Алешей и вызвались. Ох, и погудели!